Дети сакморов - стр. 21
Апофиус протянул пострадавшему роскошную, с золотым шитьём, генеральскую фуражку, неведомо как оказавшуюся в его руках.
– Вот тебе головной убор. И ещё…
Откуда-то из-под подкладки фуражки дух извлёк золотую цепочку.
– Держи! Всё держи!
Он сунул оторопевшему контролёру подарки.
– Кожа зарастёт. К вечеру следов не останется. А рубашку в прачечную снеси. Непременно снеси! Если после стирки на ней проступят тайные знаки, то проживёшь сто сорок лет. Если не проступят, то сто пятьдесят. Пока!
И тронул Сергея за плечо.
– Пошли! Наша станция…
Сергей заметил, что электричка и в самом деле заметно сбавила ход, и вот-вот замелькают уже за окном перронные ограждения, таблички и надписи.
Вяло и медленно он поднялся (краем глаза успев заметить, что раненый контролёр, надев генеральскую обнову, удивлённо крутит пальцами поблёскивающую цепочку) и на подгибающихся ногах пошёл вслед за духом.
В тамбуре у дверей, обсасывая энергично погасшую сигарету, стоял серьёзный дядька.
Дядька глянул на духа оценивающе и, подмигнув, спросил:
– Из «Моссада» родом?
Дух кивнул в ответ.
– Больно удар хорошо поставлен, – сказал дядька.
Голос его прозвучал неожиданно тепло и отчасти даже как-то задушевно.
Дух ничего ему не ответил.
Сергей тоже промолчал. Дядька был ему неприятен.
Электричка остановились. Двери раскрылись и двое исследователей искривления ментального пространства вышли на перрон подмосковной станции.
4.
Илья Григорьевич Савойский, директор крупной, но отнюдь не стремящейся к публичности юридической компании, вечернее совещание топ-менеджеров проводил в разбойничье-весёлом настроении.
Именно такая, отчаянная и циничная радость, наводила самый большой ужас на подчинённых.
Если Илья Григорьевич просто был мрачен и вяло пытался доводить сотрудников до белого каления мелкими придирками и не слишком хорошо продуманными унижениями, это было вполне терпимо. Работники, конечно, демонстрировали душевную боль от нанесённых начальником ран, но делали это лишь повинуясь служебному долг и корпоративной этике, подлинной боли при том не чувствуя.
Если директор был в настроении просто радостном, радостном без затей, то это уж было опасней. В такой настроении Савойский часто напивался, подчас ополовинивая бар в служебном кабинете и иногда продолжая буйный пир в офисной сауне.
После чего он искал общения, буйным монстром бродя по офису и хватая сотрудников за разные интимные места, не разбирая пола и возраста. Комплименты, которые он при этом отпускал, могли бы оскорбить даже самого раболепного и циничного подлеца, ещё на заре жизни окончательно изжившего чувство собственного достоинства.