Дети радуги - стр. 20
– Без тепла кранты нам, – сказал тот, наконец. – До утра можем не дотянуть. Ты видел, какая взошла луна? В такую ясную ночь мороз может упасть и за тридцать. Бляха муха, как нога болит! Все равно идти надо!
– Куда идти? Разве что по следу машины, так это километров десять. И потом, след совсем нечеткий, я успел заметить.
– Тринадцать, – поправил Зебра. – Тринадцать километров.
– Тем более. Не дойдем, – заключил Сапожников. – Даже если бы ты здоров был, все равно. Слишком снег здесь глубокий, замаемся ползти. И найдут нас потом, как того Ерохина, который, вот, за стенкой этой лежит.
– Тьфу ты! Не каркай! – вскрикнул Зебра. – Дай подумать.
Он отломил и кинул в рот еще один кусочек хлеба, потом встрепенулся, внимательно взглянул на Сапожникова.
– Ты-то ел? – спросил с неподдельной искренностью.
– Успею еще, – отмахнулся Алексей.
– Поешь, – с неожиданной теплотой в голосе сказал Зебра. – И сало тоже, все поешь. Придумал я кое-что.
– Говори.
– К верхнему складу идти надо, это от силы километра полтора. Там круглосутка, вольники. Дойдем – значит, жить будем. И вот, что я подумал: ты сам ступай. Я останусь, не дойти мне. А ты подмогу приведешь, у них даже снегоходы есть, я знаю.
– Нет! – отрезал Сапожников. – Я тебя не оставлю. Вместе пойдем. Во-первых, я дороги не знаю…
– Я тебе покажу направление, – вставил Зебра. – Тут не фиг запоминать, все просто.
– …а во-вторых, – не слушал Сапожников, – пока я туда смотаюсь, да потом они за тобой поедут… А что, если… не дождешься ты? Я себя потом всю жизнь казнить буду! И так три смерти на мне… знаешь ведь мою историю…
– Я дождусь! – слабо возразил Конкин. – Я постараюсь. Только и ты уж постараешься. А, Сапог? Иди! Пока еще не поздно.
– Я сказал, нет! – еще раз, более решительно заявил Алексей, чувствуя, что ведущий в этой паре именно он, что ему – принимать решения и командовать. – Собираемся. Нечего время тянуть. Пойдем вместе. Обопрешься на меня, так и двинем. А хлеб и сало с собой возьмем, в дороге пригодится.
И они пошли. Кое-как выбрались на просеку – так было легче. Просека почти прямо, с одним небольшим поворотом, вела к верхнему складу. Ее тоже замело бураном, колея оказалась погребенной под метровым снегом. Но Конкин уверенно показывал направление, и здесь Алексей слушал его.
В лесу было светло, как днем. И эта непривычная освещенность, которая, казалось бы, должна была помогать ориентироваться, – напротив, только мешала и путала. Все вокруг светилось, будто фосфоресцировало, чуть ли не слепило глаза. Деревья блистали, будто увитые новогодними гирляндами. Через какое-то время – Алексею показалось, что прошло полчаса – устроили привал. Упали под огромной березой, вдвоем прислонились спинами к ледяному стволу. И тут же, в одно мгновение, почувствовали, как безжалостный мороз втягивается под телогрейки, почти без сопротивления отвоевывает у жизни ослабленные тела.