Дети радуги - стр. 10

– Ничего, все нормально, это у меня как атлетический зал, – отозвался Игорь. И вдруг спросил, сам от себя не ожидая подобной прыти: – А можно хоть когда-нибудь услышать, что вы там пишете?

– Почему же нельзя? Конечно, можно. Только это все размышления над человеческой сущностью, выраженные, по возможности, в лаконичной форме. Так сказать, афоризмы собственного производства.

– Гм, у меня дома есть книга афоризмов, – оживился Рукавишников. – Друзья в институте подарили еще на двадцатилетие.

– И ты читал?

– Честно?

– Раз уточняешь, мне все понятно.

– Да нет, просматривал, – признался Игорь. – Действительно, есть кое-что интересное.

– Ты не обижайся, – сказал Алексей, – и не подумай, что я твой интеллект проверить хочу. Мне, в самом деле, любопытно, что тебя тронуло.

– Ну, сейчас и не вспомню… – помялся Игорь. Сапожников испытывающе смотрел на него. – Ну, типа, хорошее понимаю, одобряю, но душа стремится к плохому…

– Постой, это, кажется, в оригинале звучит так: «Благое вижу, хвалю, но к дурному влекусь». Так?

– Да, вроде бы так, – согласился Рукавишников. – Только не помню, кто придумал.

– Овидий. Древнеримский поэт. А еще?

– Еще? – переспросил Игорь. – Блин! Вы так, с ходу, автора назвали, не перестаю удивляться.

– Ну, еще что-нибудь. Постарайся вспомнить.

– Опять точно не скажу, – напряг память Рукавишников, – но смысл в том, что плохо жить – это, типа, просто умирать.

– А это, пожалуй, Демокрит, – сказал Алексей. – Уже Древняя Греция. «Жить дурно – значит не плохо жить, но медленно умирать».

– А что, разве не так? – спросил Игорь, в свою очередь. – Этот мужик знал, что говорил.

– Все так, – согласился Алексей. И повторил через паузу: – Все так…

– Ну, а ваше что-нибудь, – напомнил Рукавишников.

– Мне далеко до мудрецов древности, – смутился Алексей.

– И все же, – настаивал Игорь. – Вот что, например, вы записали только что? Достаньте блокнот и прочитайте.

– Я и так помню. «Я не смогу вывезти отсюда мое детство, трогательные воспоминания маленького человечка, постигающего жизнь; не смогу вывезти первую любовь и то ощущение кровоброжения, которое можно вспомнить и хотя бы мысленно пережить еще раз, только проходя по этим улицам, заглядывая в эти дворы и окна. Я смогу вывезти только себя нынешнего, но без прошлого я сам себе не нужен буду на чужбине…» Вот что я написал.

– Я что-то не понял, – после некоторой паузы сказал Игорь. – Вы что, собираетесь валить из России?

– Есть такие мысли, ты угадал, – ответил Сапожников. – Вот отбарабаню от звонка до звонка, если под какую-нибудь амнистию раньше не попаду, и тогда… Понимаешь, ничто меня уже здесь не держит.