Дети Нитей. Великие Дома - стр. 49
– Все в порядке, Алво, – папа тепло мне улыбнулся. – Мы сами только сели.
Он жестом указал на стул по его левую руку, приглашая присоединиться. Вообще-то это место по правилам должно было принадлежать главе Дома Серион, но, видимо, отец рассудил, что сегодня мой праздник и не настолько уж официальное мероприятие, так что нормы можно, все-таки, чуть-чуть нарушить. Я сел между папой и Сэддоком, и судя по тому, что мастер поприветствовал меня мягкой, доброжелательной улыбкой, он не был против такого вольного обращения с этикетом. Я склонил голову в поклоне, приветствуя своего учителя:
– Мастер Сэддок, я очень рад вас, наконец, видеть.
– Здравствуй, Алво. – Тепло откликнулся он. – С возвращением домой и с заслуженной победой тебя.
Трудно полностью передать те чувства, которые я испытывал к этому человеку. Высокий, не ниже меня и Суина, крайне атлетично-сложенный мужчина с орлиным носом и тонкими губами, на которых постоянно была едва уловимая тень улыбки, с абсолютно уже седым, длинным хвостом кудрявых волос, хотя ему было всего-то пятьдесят лет. В отличие от дейледа, которой смотрел с жесткой, ехидной насмешкой, взгляд Сэддока всегда был с насмешкой доброй, полной мудрости и нежной привязанности к каждому своему воспитаннику. В его темно-карих глазах с очень-очень яркими фиолетовыми искорками Разума любой ученик, кажется, видел выражение отцовской любви, хотя его ироничные шуточки и колкие замечания били по самолюбию куда хлеще, чем безобидные остроты Суина. Он, как всегда, был одет в форму мастера Сериона – темно-фиолетовый, почти черный костюм из удлиненного однобортного пиджака с серебряными пуговицами, и прямых, достаточно широких брюк. На пальце – перстень из белого золота, на круглой верхней пластине которого сияли, рассекая ее пополам, четыре яркие звездочки аметистов – символ власти Дома. На поясе сабля – скорее дань дружбе с дейледом, чем выражение любви к оружию. Мастер, хоть и прекрасно владел своим клинком, всегда оставался магом, невероятно могущественным боевым магом Разума, и использовать предпочитал именно Нити. Чему я лично неоднократно становился свидетелем.
Теперь, глядя на меня с затаенной насмешкой, Сэддок внимательно изучал, что именно изменилось в человеке, которого он знал, как свои пять пальцев. Потому что уж кто-кто, а он не уловить этих изменений не мог и, конечно же, сейчас практически с профессиональным интересом анализировал ту смесь радости, вины, сожаления и нежной привязанности в отношении близких, которые я ощущал в данный момент. А я, сосредоточив все свое внимание на бокале, который наполнял слуга, бесконечно опасался его выводов, потому что сомнения именно этого человека в моей преданности я бы не пережил, в принципе.