Дети Морайбе - стр. 140
Джайди проводит пальцем по чешуйкам высохшей краски и думает, рисовал ли художник с живого дерева, повезло ли ему застать их, или переписывал с фотографии, делал копию копии.
Интересно, вспомнят ли через тысячу лет о том, что росло когда-то дерево бо? Будут ли знать праправнуки Нивата и Сурата и о других видах смоковницы, которых тоже больше нет? Поверят ли, что, кроме одного сорта тика и банановой пальмы, выведенной генхакерами «Пур-калорий», существовали тысячи других деревьев?
«Поймут ли, что нам не хватило ума и быстроты реакции спасти все, а потому приходилось выбирать?»
По улицам Бангкока ходят священники-грэммиты, проповедуют библию и рассказывают истории о спасении: о том, как бодхисатва Ной собрал на огромном бамбуковом плоту осколки гибнущего мира – всех животных, деревья и цветы, о том, как водил их по морю и искал сушу. Только где теперь бодхисатва Ной? Остался лишь Пхра Себ, который скорбит об утратах, но немногое может изменить, да глиняные будды в министерстве природы, что сдерживают наступающую воду благодаря одной лишь удаче.
Силуэт бо теряет очертания. Джайди смотрит на застывшего в медитации Будду сквозь слезы. Кто мог вообразить, что компании-калорийщики уничтожат все фиговые деревья, а с ними погибнет и бо? Единственное, что свято фарангам, – деньги. Он смахивает влагу с лица. Неразумно думать, будто может быть что-то вечное. Как знать – вдруг буддизм тоже когда-нибудь исчезнет?
Джайди встает, подбирает белые одежды и делает ваи в сторону обветшалого образа Будды, который сидит под исчезающим бо.
Снаружи ярко светит луна. Редкие метановые фонари едва выхватывают из темноты дорожку, ведущую под переделанными генетиками тиковыми деревьями к монастырским воротам. Глупо пытаться ухватить то, что нельзя вернуть. Все когда-то умирает. Чайю он уже потерял. Это и есть перемены.
Ворота никто не охраняет. Все уверены, что бывший капитан будет покорно стенать и молить, хвататься за любую надежду вернуть жену, что позволит себя сломить. Джайди даже не уверен, есть ли кому-то дело до его судьбы. Он свою службу сослужил – подвел генерала Прачу под удар, заставил все министерство природы потерять лицо; есть Джайди, нет ли его – какая теперь разница?
Он шагает по полупустым ночным улицам Города божественных воплощений на юг, к реке, к Большому дворцу, навстречу огням, к дамбе, которая бережет Бангкок от наводнения, этого проклятия фарангов.
Впереди мерцают скаты храма Священного столпа, образы Будды проступают в отблесках горящих ароматических свечей. Здесь Рама XII провозгласил, что Крунг-Тхеп не будет покинут, не падет перед фарангами и их приспешниками, подобно Аютии, которая сдалась бирманцам столетия назад.