Десятый самозванец - стр. 63
– Ну, так уж вышло… – буркнул Тимофей, мечтая умереть от стыда и головной боли. – Бывает…
– Тяжко? – с состраданием посмотрела Маланья ему в глаза.
– Угу…
– Я, щас, – соскочила баба с постели и метнулась куда-то в угол. Вернувшись, поднесла к губам парня кринку. – Ну-ко, испей.
Акундинов жадно приник к кринке, где оказалась слабенькая бражка. Самое то, что бы «поправить» голову! С помощью Маланьи, придерживающей емкость за донышко, а самого его за голову, выпил «лекарство» и облегченно отвалился на постель. Вроде бы, все осколки, на которые развалилась голова, сошлись воедино…
– Ты, поспи пока, – посоветовала сердобольная баба. – А я – стряпать пойду, да корову доить. Потом приду.
Акундинов провалился в сон, а когда проснулся, то снова узрел перед собой Маланью.
– Ух, здоров же ты, спать, – засмеялась женщина, – Мой-то, с самого с ранья проснулся, коней напоил. Ему-то, хошь чарку выпить, хошь – ведро, все едино. Ты же вчера два ведра купил.
– И, что? – с испугом пробормотал Тимоха. – Неужели, оба ведра?
– Ну, одно-то, почти все вылакали. Куда и влезло-то столько? Прокоп-то, он, хоть сам зелено вино выкуривает, но пить не пьет. Это, грит, денежки стоит. Вот, ежели кто, угостит…
– А, где… – начал, было, Тимофей, вспоминая, как зовут напарника.
– Да все там же, – успокоила женщина. – Он как проснулся, то вместе с мужиком моим опять пить засел. А за меня ты вчера целых два алтына дал. Сказал – мне, мол, на три дня подруга нужна. И за постой на три дня вперед заплатил, да светелку у Прокопа вытребовал. Вот еще, кисет с деньгами обронил, возьми. А сумка твоя, да сабля – все тут лежит. Шуба, правда, в избе осталась.
Акундинов с тоской потрогал изрядно «похудевший» кошель. «Если так пойдет, то скоро коней продавать придется» – грустно подумал он. Конечно, была у него еще в седле «схоронка» с ефимками, но все-таки, жалко… Потом, твердо решив, что будет теперь, до самой границы перебиваться с хлеба на квас, а Коску – пьяницу, ради сбережения копеечек, оставит где-нибудь на постоялом дворе, повеселел.
– Ты, есть-то, будешь, али нет? – поинтересовалась баба. – Я тут тебе щечек принесла свежих, да винца штоф, да кваску.
Подставив к изголовью табурет, хозяйка ловко выставила на него горшочек, ломоть хлеба и поставила глиняный штоф и чарку. Ложку же протянула его собственную, не забыв обтереть передником.
Тимофей с трудом проглотил первую ложку, потом – вторую. А когда Маланья поднесла ему чарочку, то выпив, он уже ел и ел без остановки, пока не выхлебал весь горшочек.
– Ух, хорошо-то как! – искренне сказал Тимофей, почувствовав себя родившимся вновь. – А щи у тебя такие, что язык проглотишь! Умелица ты…