День отца - стр. 19

Но что спросить, чтобы она не молчала?

Что ответить, чтобы ей было интересно?

Все начиналось сначала.

Дрожь, волнение, страх.

Всё повторялось вновь.

На поле Ватерлоо от дождя уже размокла земля, генералы выстроили войска в старомодное плотное построение, и Наполеон уже видел бесчисленную прусскую армию в подзорную трубу.

Предвкушение сокрушительного фиаско. 

Но вместе с ним головокружительное ощущение радости бытия в мире, где есть Она. Где я снова могу её видеть, заглянуть в её искрящиеся золотыми искрами васильковые глаза и утонуть, коснуться, если повезёт, вдохнуть древесный запах её духов…

Батя мой Рамзес!

Как лабораторная крыса за куском сыра я добровольно лез в лабиринт, зная, что из него нет выхода. Как дрессированное шимпанзе дёргал за верёвку, чтобы на голову мне упал банан, но и опрокинулось ведро ледяной воды. Как железные опилки, рассыпанные по столу, полз к магниту, скрипя и сопротивляясь. Неумолимо полз.

— Как у вас дела? — позвонил я отцу, когда на моё последнее сообщение Славка не ответила — её телефон всё же сел.

— Нашли? — неправильно расценил отец мой предательски дрогнувший голос.

— Нет, пап. Но есть надежда, что девочка уехала, а значит ещё жива. Я звоню сказать, что задержусь. Машину забрал. У меня тут ещё дела.

— Ну задержись, — легко согласился он. И не дожидаясь вопроса, ответил: — У нас всё хорошо. Дружим.

Это значит, что сегодня Конфетка в хорошем настроении и не капризничает.

А когда наша девочка довольна, и у нас всё замечательно. 

Отец не спросил: куда это я? И что у меня за дела на ночь глядя?

Я бы, конечно, и не ответил, мне всё же тридцать, а не тринадцать, я уже взрослый мальчик. Но я был благодарен ему за то, что никогда он не заставлял меня ни отчитываться, ни оправдываться. Только просил, чтобы я ставил его в известность, если задерживаюсь. И, что бы ни случилось, говорил правду.

Я и сказал:

— Не знаю, во сколько вернусь. На ужин меня не жди.

Он ответил «понял» и отключился.

Проклятье! Я ударился затылком о подголовник. Выдохнул. И включил правый поворот, выезжая с парковки.

Ну не могу я иначе! Не могу!

Пусть мне будет хуже, пусть снова в клочья изорву душу, но Славка попала в беду, а я грёбаный Чип-и-Дейл, что всегда спешит на помощь.

— А если так? — добавил я ещё одну купюру, бросив её на сиденье перед водителем грейдера.

— Ладно, черт с тобой. Показывай дорогу, — снял мужик вязаную шапку, что держалась на его затылке не иначе как на матерном слове, накрыл ей деньги и кивнул.

Главное шоссе, что вело к элитному загородному посёлку, где жила Владислава, расчистили. Но техники не хватало, и улицы, что вели внутрь посёлка, так и стояли в снегу.