День Бахуса - стр. 6
Жить среди этих картин было сущее удовольствие.
С приближением осени пансионат вновь опустел. Он стал еще более разграбленным и одиноким, словно облетающее дерево, уныло погружаясь в сон, тоскливо подозревая, что сон этот может оказаться последним.
В центре своей комнаты я поставил еще один стол и уложил на него все книги, найденные в пансионской библиотеке. На удивление, там, помимо пестрых детских брошюрок и журналов, классических обрезков школьной программы и элементарной поучительной пурги, попадались экземпляры пригодные для чтения. Сердце просило ясной грусти и размышлений. Откликнувшись на просьбу, я перечитывал имеющиеся томики душещипательной и душеспасительной классики: Пушкина, Гоголя, Чехова и Горького.
Книги выручали всегда. Нуждаясь в помощи, я переживал башни, курганы, столпы книг. Хватал жадно, без остановки и меры, по много зараз. Увлекательные прогулки, дальние морские путешествия, загородные пикники, встречи, беседы полные мудрых советов. И, конечно, любовь, дружба и смерть. Ради этих переживаний и очищений я тащил книги отовсюду. Не задумываясь, прихватывал со всех встречных полок и прилавков. Бессовестно тайком уносил за пазухой из библиотек и магазинов понравившиеся сочинения мужей разных эпох. Без спроса брал где и когда хотел. Я прочитал так много книг, что, возможно, в какой-то момент башня из них стала тенью Вавилонской.
Оставшись один в опустевшем пансионате, я чувствовал, как каждое утро рождало неутолимую жажду открытий. Оно будило настойчивыми требовательными шлепками. Нам было необходимо великое движение. И опять не хватало жизни, радости и любви. Хотя бы одного глотка любви.
А в тумбочке у меня стояла вино. И выпив за обедом, я начинал суетиться, как молодая одуревшая макака, хвататься за разные дела, причудливо перемещаться из одного места в другое, не зная, где и зачем остановиться.
К вечеру я выпивал еще и еще и долго не мог заснуть. Свет тушил рано. Как только темнело, мне начинало казаться, что кто-то большой, не из мира сего, смотрит в дом сразу в четыре окна. Лежа во мраке, я глядел на близкие яркие звезды и тосковал неизвестно о чем.
Как-то дней десять я не видел живой души. Никто не приезжал, пастухи разбрелись, а сторож уехал в соседнюю деревню за спиртом да так и не вернулся. Дул ветер, обдирая камни. Серый, местами бледно-желтый, пейзаж вгонял в томительную скуку. Я дремал на диване, сооруженном из двадцати матрасов, и вдруг услышал мужские голоса. Говорили под моим окном.
– Э, да здесь кто-то живет!
– Смотрите, цветы какие-то сушеные на окне.