День 21. Книга первая - стр. 4
Из-за перегородки показалась голова Браунинга, старшего аналитика – он с нескрываемым любопытством разглядывал меня. Наверное, пытался узреть следы побоев, которых, конечно же, не было, и убедиться, что на мне их по-прежнему не видно. О том, что меня отметелили, знало, вероятно, всё Подразделение. Меня раздражал его пристальный, цепкий взгляд. Да и всё стадо аналитиков, сидящих в опенспейсе сразу за кабинетом Максвелла, порой раздражало меня – они любили поумничать, и мнили о себе бог весть что. Закатив глаза, я отвернулась.
– Надеюсь, больше ты такого не повторишь, Белл, – подытожил Максвелл и, бросив взгляд в окошечко камеры наблюдения, с облегчением выдохнул. С формальностями было покончено.
– Никогда, – вскинув голову, с жаром пообещала я. От резкого движения челюсть заныла, и я поморщилась.
– Хорошо тебе досталось?
– Нормально, – ощупывая лицо, ответила я.
Моё «нормально» несло в себе двойной смысл: нормально, которое «здорово отделали» и нормально, которое «ерунда, порядок». Конкретизировать я не стала, Максвелл не стал уточнять.
– Зачем полезла?
– Триггер сработал.
Благодаря нашему психологу я выучила модное слово. Триггером для меня продолжало быть всё, что связано с Патриком и нашем с ним «стилем» общения. Даже спустя два года после развода мои «триггеры» оставались неизменными.
– От беседы с психологом я тебя отмазал, но ты держи себя в руках, договорились? Всем не поможешь. Это не наша работа.
Я угукнула, сделав несмелый шаг в сторону шкафчика. Судя по всему, Максвелл против ничего не имел, поэтому я, выйдя в слепую зону камеры, открыла дверцу, вынула бутыль, отвинтила крышечку. В мою крохотную стальную, плоскую, как смартфон, фляжку, полился живительный высокоградусный нектар.
– Есть что-то? – пряча флягу во внутренний карман, спросила я.
– Пока тихо, но Браунинг нашёл занятный цифровой след. Смотрим за ситуацией.
– Ясно.
Ничего не ясно. Снова сидим и готовимся к чему-то. «Что-то» – так бы я охарактеризовала нашу работу, она – всегда неизвестность.
Во время затишья у нас следовало заниматься «самообразованием»: потреблять информацию, восполнять пробелы знаний о Катастрофе и доновейшей истории, прокачивать физический скилл: топать на стрельбище или в спортзал. На спорт моя челюсть была не согласна, поэтому я отправилась в свой кабинет – каморку, которую я выбила у Максвелла, когда разделять одно с ним пространство на двоих я уже была не в состоянии: моя склонность к уединению начинала превращаться в социопатию.
Когда я проходила мимо опенспейса аналитиков, Браунинг сделал вид, что поглощён своими расчётами и не замечает меня. Тем лучше, не люблю здороваться с коллегами, прощаться и вообще каким бы то ни было образом взаимодействовать. Несмотря на то, что взаимодействовать приходилось.