Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя - стр. 34

Так, например, для Лукана Уэя и Адама Кейси38 structure – это вообще все, что не подлежит непосредственному воздействию индивидуального или коллективного субъекта: от географического положения и геополитического соседства, уровней экономического, социального и человеческого развития до институционального, культурного и иного наследия и традиций национальной идентичности. Тяготение к европейскому вектору развития, обусловленное традициями культуры и геополитикой стран Центральной и Восточной Европы, как и соответствующая «политика стимулов» со стороны ЕС (linkage and leverage), также рассматриваются в современной литературе в качестве сильных каузальных факторов структурного характера, объясняющих принципиальный политический раскол в траекториях посткоммунистического и постсоветского развития39. Сэм Грин относит к структурным обстоятельствам даже общий персоналистский характер структур власти, сложившихся на авторитарных или склоняющихся к авторитаризму пространствах Евразии40. Лукан Уэй добавляет еще одно теоретически важное измерение в дискуссию о structure/agency – возможности демократизации в условиях «слабого» государства и неустойчивого равновесия политических сил и основных игроков, ведущего к возникновению «плюрализма по умолчанию»41. Остается, впрочем, вопрос относительно устойчивости такого вынужденного «плюрализма».

Подобный разворот экспертной дискуссии имеет непосредственное отношение к рассматриваемой нами первой важнейшей надежде «эпохи-1989» – к возможности конструирования «демократии без предпосылок». Этот фундаментальный для политики и теории вопрос на сегодня остается нерешенным. Мы видим примеры успешной демократизации «несмотря ни на что», с одной стороны, и одновременно примеры ее торможения и авторитарного разворота там, где, казалось, есть необходимые «объективные» условия, – с другой.

Это второе и очень важное ожидание «эпохи-1989». Суть его была в классической для сравнительной политологии идее, что экономическое и социальное развитие, вхождение в «Современность» («Модерн») вполне естественно приводит к политической демократии и ее институтам, отражающим рост требований участия и представительства. Однако эта вроде бы универсальная логика подтверждается как минимум не всегда. Оказалось, что в мире полно богатых и развитых стран (в смысле экономического уровня и социального обеспечения), но при этом совершенно авторитарных и без каких бы то ни было надежд на демократизацию. В том числе среди стран, богатых природными ресурсами, хотя это отдельная большая тема.