Дело вдовы Леруж - стр. 50

. Заполучив меня, вы сказали себе: «Я буду платить за любовь как таковую». И слово своё вы сдержали. Такое помещение капитала не хуже любого другого; каждый имеет свою выгоду. Вы способны на любые безумства по твёрдой цене – четыре тысячи франков в месяц. А если выйдет дороже, хотя бы на двадцать су, вы заберёте под мышку сердце и шляпу и отправитесь туда, где вам не придётся переплачивать.

– Верно, – холодно ответил адвокат, – считать я умею, и это весьма полезно. Я точно знаю, куда и как идут мои деньги.

– В самом деле? – с издёвкой спросила Жюльетта.

– Да, и могу рассказать вам, дорогая моя. Поначалу вы были не слишком требовательны. Но аппетит приходит во время еды. Вам захотелось роскоши, и вы её получили: у вас есть квартира, прекрасная обстановка, невообразимые туалеты – я не отказывал вам ни в чем. Вы захотели иметь карету и лошадь – пожалуйста. Я не говорю уже о тысяче ваших прихотей. Не считаю ни этой китайской комнаты, ни двух дюжин браслетов. Все вместе стоило четыреста тысяч франков.

– Вы уверены?

– Как человек, у которого они были, а теперь нет.

– Ровно четыреста тысяч? Без сантимов?

– Ровно.

– Ну а если я представлю вам счёт, мой друг, то вы ещё останетесь мне должны.

Горничная, которая принесла чай, прервала этот любовный дуэт, коему предшествовала уже не одна репетиция. При виде Шарлотты адвокат замолчал. Жюльетта хранила молчание ради любовника, у неё не было секретов от Шарлотты, которая служила ей уже три года и которой она охотно прощала все, даже красавца-любовника, обходившегося довольно дорого.

Г-жа Жюльетта Шаффур была парижанкой. Она родилась в 1839 году где-то на Монмартре от неизвестного отца. Все её детство представляло череду равно неистовых ласк и взбучек. Питалась она скверно – одними конфетами да подпорченными фруктами, но её желудку ничто не могло повредить. В двенадцать лет была она худа, как щепка, зелена, как незрелое яблоко, и порочна, как все обитательницы Сен-Лазара[5] вместе взятые. Г-н Прюдом[6] сказал бы, что эта юная особа начисто лишена нравственных начал.

У неё не было ни малейшего представления об этом абстрактном понятии. Она полагала, что весь мир состоит из порядочных людей, живущих, как её матушка, друзья её матушки и её собственные друзья. Она не боялась ни бога, ни черта, однако опасалась полицейских. Кроме того, её страшили некие таинственные и жестокие личности, которые, судя по разговорам, жили где-то в окрестностях Дворца правосудия и испытывали злобную радость, причиняя горе хорошеньким девочкам.

Поскольку она не обещала стать красавицей, её решили определить в магазин, но тут некий почтённый старик, знававший некогда её мамашу, взял её под своё покровительство. Благоразумный и предусмотрительный, как все старики, он был знатоком и понимал: что посеешь, то и пожнёшь. Поэтому он решил сперва придать своей протеже лоск образованности. Он нанял ей учителей, она стала брать уроки музыки, танцев и меньше чем за три месяца научилась писать, немного бренчать на рояле и овладела первыми началами искусства, которое вскружило голову не одному любителю танцев.