Дайте мне обезьяну - стр. 2

Знакомо до отвращения. Примеров так много, особенно приключенческих, что только с одними перемещениями в другие города хватило бы на антологию. Плюс анекдоты из жизни, ни на бумаге, ни на экране не воплощенные: костромич, допустим, обнаруживает себя в Хабаровске, красноярец – на станции Таловая Воронежской области, а человек (по причине отсутствия паспорта) без гражданства-прописки – в холодной воде, переплывающим Волгу (уже без причины). Не на одной Москве свет клином сошелся. Сакральная география российского похмелья – это вам не план эвакуации при пожаре, что висит на входе в человеко-приемник в любом столичном мед. вытрезвителе. Но тяжело, тяжело…

И все ж Тетюрину сподручней было бы пользоваться другой, как сказал бы Борис Валерьянович Кукин, парадигмой. – Жизненный опыт самодостаточен, и здесь обнаруживается тенденция.

Вот такой эпизод. Из запасников памяти. Просыпается черт знает где, в год еще, кажется, преддипломной практики, молодой, красивый, двадцатидвухлетний, и бредет, студент, ища туалет, по чужой квартире, шатаемый от стены к стене, а вокруг – фиалки, фиалки, фиалки в горшочках… Ужас овладевает героем. Наконец замечает в книжном шкафу за стеклом знакомую рожу одногруппника на фоне каких-то заснеженных гор. Выяснилось, что стойкий товарищ привез Тетюрина к своей теще-цветочнице, а та ушла на прием к стоматологу.

Или, например, как проснулся ночью в медицинском издательстве, для которого переписывал чью-то брошюру о лямблиях, и, конечно, не мог вспомнить, с кем пил и как здесь (здесь – это где?) очутился. И надумал на волю рвануть, не будучи протрезвевшим, – и рванул – перепутал в темноте стеклянную дверь с зеркалом, ломанулся туда, в зазеркалье, а увидев свирепого двойника, выбил зуб – не ему – себе. Как такое возможно?

Особо памятно, как ослеп – ненадолго, минут на восемь – был казус по юности… Белый овал унитаза, над которым смиренно склонился, вдруг взялся тускнеть. Тускнел, тускнел и пропал, стало страшно темно. Мрак. Тетюрин сел на пол и позвал, как маленький: «Люди!.. а люди!..» – тут все и вспомнил – и где (на вокзале), и с кем (с Лялькиным братом), и по какому поводу (по поводу вынужденной остановки). Отрезвел мигом. Брат Лялькин, или Максим, прибежал в уборную, тряс его за плечо, дергал зачем-то за волосы и говорил не переставая – не то «Вить! Вить!», не то «Видь! Видь!», сейчас уже никто не разберется; в любом случае Виктор Тетюрин увидел сначала металлическую трубочку на кончике шнурка, а потом выщербинку в полу, а потом уже все остальное… А потом им объяснили, что в этих краях по ту пору пиво разбавляли водой, а для пенности добавляли немного шампуня, а для крепости – два пшика карбофоса на кружку.