Дарю тебе небо – Дорога в Вечность - стр. 18

– Притчу о создании фрески Леонардо да Винчи «Тайная вечеря»?

Лада кивнула.

– Зачем? – Влад поднял голову от своего чертежа и слегка удивлённо взглянул на Ладу. – Ты же теперь знаешь эту притчу не хуже меня.

– Расскажи. Я хочу послушать.

Лада продолжала смотреть на Влада с какой-то особой настойчивостью. Она и в самом деле теперь знала историческую притчу, которую некогда рассказал ей Влад в один из самых страшных дней своего отчаяния. Быть может, она и не смогла бы воспроизвести её столь красочно и подробно, как это получалось у Влада. Но она достаточно хорошо помнила основную суть этой притчи. И всё равно Ладе хотелось услышать этот парадоксальный в своём роде, исполненный скрытой горечи рассказ от Влада.

Впрочем, ей было всё равно, о чём говорил её юный собеседник, – она готова была часами вбирать в себя его мягкий проникновенный голос, который переворачивал душу и заставлял петь сердце.

– Ну хорошо, – сдался наконец Влад. – Слушай. «При создании фрески "Тайная вечеря" Леонардо да Винчи столкнулся с огромной трудностью: он должен был изобразить Добро, воплощённое в образе Иисуса, и Зло – в образе Иуды, решившего предать его на этой трапезе.

Однажды, когда художник присутствовал на выступлении хора, он увидел в одном из юных певчих совершенный образ Христа и, пригласив певчего в свою мастерскую, сделал с него несколько набросков и этюдов. Прошло три года. "Тайная вечеря" была почти завершена, однако Леонардо пока так и не нашёл подходящего натурщика для Иуды. Кардинал, отвечавший за роспись собора, торопил его, требуя, чтобы фреска была закончена как можно скорее.

И вот после многодневных поисков художник увидел валявшегося в сточной канаве человека – молодого, но преждевременно одряхлевшего, грязного, пьяного и оборванного. Времени на этюды уже не оставалось, и Леонардо да Винчи приказал своим помощникам доставить этого человека прямо в собор, что те и сделали.

С большим трудом его притащили туда и поставили на ноги. Он толком не понимал, что происходит, а Леонардо запечатлевал на холсте греховность, себялюбие, злочестие, которыми дышало лицо натурщика.

Когда художник окончил работу, нищий, который к этому времени уже немного протрезвел, открыл глаза, увидел перед собой полотно и вскричал в испуге и тоске:

– Я уже видел эту картину раньше!

– Когда? – недоумённо спросил Леонардо.

– Три года назад, ещё до того, как я всё потерял. В ту пору, когда я пел в хоре и жизнь моя была полна мечтаний, какой-то художник написал с меня Христа»[2].

Влад закончил рассказ и снова взглянул на Ладу. Он не видел очертаний её лица – только нечто размытое и бесформенное, и всё равно он почувствовал, что Лада улыбнулась. Так тепло. Так мягко и… так по-женски… Как могла улыбаться только она одна.