Дань саламандре - стр. 38
Но те изначально мощные – изначально толстущие, как шубы, – пласты Снега – лапландского, ладожского, ингерманландского, – обратившись к этому времени почти в ничто, в грязный саван, были всё же так цепко сращены с Матерью-землей. Поэтому Свету всё равно не хватало даже долгой, даже затяжной Весны, чтобы извести Снег под корень. Так что схождение на нет грязноватых или, наоборот, трогательно-белых запретных островков – этих обреченных на смерть анклавов – этих маленьких гордых отрядов отчаянного сопротивления – такое дотаивание Снега иногда заползало даже и в Лето.
Надо было лишь знать места!
Чаще всего эти клочки Зимы встречались, конечно, в сырых, тенистых, прямо скажем, страшноватых закоулочках – вроде узкой щели между серым забором и заброшенной банькой, или между покосившимся сарайчиком и хлипкой времянкой, или на кладбище, потому что на кладбище, в его классическом русском варианте, ничего, кроме теней, нет.
И вот заползали эти (уже незаконные) островки Снега – в Лето. И выглядели они так таинственно, так нездешне, словно воспоминания о чьем-то неумело пересказанном, но всё равно будоражащем сердце сне. И лежали эти островки по-разному – иногда плашмя, жутко, как вытаявшая падаль, – а иногда, наоборот, совсем белыми горстками, – и тогда в них немедленно погружались мои детские ладони, затем язык, и хотелось, конечно, подробно потрогать их голой пяткой...
Мне не забыть те скукоженные островки Снега – павшие крепости, погибшие царства, цивилизации, исчезающие на глазах, – которые лежали поверженно между травой прошлого года, сухой, рыжевато-бурой, смахивающей на облезлый шиньон проститутки, – травой мокрой, похожей также на мундир гниющего в болотах солдата, – и трогательно-глупой, как беззаботный ягненок, травой-муравой новорожденного июня.
О, как чудесно было обнаружить затаившийся, уже нелегальный Снег – где-нибудь за сараем, в тени почти разобранной, словно истаявшей за Зиму, поленницы дров! Сидеть на корточках возле оттаявших древесных телес, похожих на зародыши буратин, – пьяняще-пахучих, еще влажноватых... Глядеть на будоражаще-близкую, немного забытую за Зиму, милую землю, с ее земным, а почему-то выталкивающим тебя в небеса запахом... Долго разглядывать – во всех подробностях – щепки, щепочки, травинки... рыжие сосновые иглы, похожие на шпильки для красивых волос моей мамы... и вот, под измятым, как старый цилиндр, ведром обнаружить клочок запрещенного уже Снега. Да-да: в начале июня!
...А до того, еще в мае, маленькие стопы снова упивались забытым за долгие холода чувством: под ними, под стопами, – снова земля, снова ласково подставляющая себя почва – и, одновременно, под ними – планета Земля!