Дальше некуда - стр. 2
Наевшись, но не напившись, все разом замолчали. Только кипятком хлюпали. Сидящие в ряд бородатые товарищи вслед за Вождем крутили свои усы. Еще и рты пооткрывали, как он. Вот сидит Мишка, большой, как медведь. Рядом Серега улыбается чему-то своему. Даже Олег – водитель нашей боевой «буханки» – схватился за свою куцую монголоидную растительность. Он немного нервничает. Он устал от Алтая и думает только о том, как уедет наконец в город. Смотрел в никуда Коля. Только он, я и Бахур, который развалился на кровати с видом довольного кота, были бриты. У Акопяна начала разъезжаться в стороны его немного буратинная тридцатитрехзубая улыбка, разламывая пополам густую армянскую щетину. «Сейчас будет шутка», – догадался я, съевший с Акопяном не один десяток разных колес.
– Миша, Отто Браун! – сверкнул зубами Акопян.
Шутка, как я потом узнал, действует безотказно. Миша засмеялся сразу, без промедлений. Так смеется громом веселая весенняя гроза. Издалека, раскатисто, все ближе – и апогей. Тура зашаталась, задребезжали стекла. Подхватили все, кроме Вождя, который только хмыкнул. Он смотрел по сторонам, было видно, что он, как четки, перебирает окружающий мир. Много мяса, смеющиеся товарищи, его бойцы, чай в алюминиевых кружках, стол из грубых почерневших досок, непроглядная темень за окном, чадящая керосиновая лампа. Горы, Алтай, партизанская база. Что еще нужно любому вождю?
А Отто Браун – это германский посланник Коминтерна в Китае. Его фотография с совершенно идиотским лицом в круглых очках, смеющегося лошадиной пастью, когда-то вот так подействовала на Мишу. Почему – он и сам объяснить не мог.
– Ну все, спать! – прервал веселье Вождь.
Нам с Колей спальных мест не хватило, и мы ушли в другую туру. Я залез в спальный мешок и моментально уснул. Мне приснился мертвый Отто Браун с разбитыми очками.
Сквозь сон я услышал и, приоткрыв один глаз, увидел, как в серой паутине утренних сумерек бормочет что-то под нос Коля, надевая на себя зимнюю одежду.
Коля вышел, улыбнулся, вдохнул кристаллы морозного воздуха и огляделся, потирая руки. Солнце только начало сдирать над вершинами гор черную шкуру зимней алтайской ночи. Коля подошел к сараю, где еще с вечера присмотрел пустую канистру из-под бензина. Улыбка не сходила с румяного лица. Зрачки расширились в нетерпении. Подойдя к туре, где спали Вождь и пацаны, Коля вдохнул и выдохнул, чтоб не закрякать смехом, и, стуча рукой по канистре, пошел по сугробам вокруг туры. Нарезав со своим бубном кругов пять, он замерз, ногой открыл дверь.
– Эх, вы! Сейчас облил бы дом бензином, поджег, засел бы метрах в десяти с «сайгой» и перестрелял бы всех, кто выскочит! – насмешливо и разочарованно орал Коля с порога. – Ни постов не выставили, ни хуя! Эх, говорил мне папа не связываться с непрофессионалами!