Да будем мы прощены - стр. 21
– Чтоб тебя, – говорю я ему. – Напугал.
Он моргает, не сводя с меня жарких зеленых глаз. Как изумруды.
Дитя привычки, я останавливаюсь, лишь когда работа сделана, кровавая вода из ведра вылита, тряпки выброшены. Тогда я смотрю, что там есть поесть. Приоткрыв дверцу холодильника, гляжу на остатки нашего вчерашнего ужина. Отщипываю кусочки того-другого, думая о Джейн. Как ужинали вчера, как потом любили друг друга. Накладываю себе на тарелку и ложусь на диван перед телевизором.
Просыпаюсь от эха выстрелов. Возникает мысль, что Джордж опять удрал и прибежал меня убивать.
Бах. Бах. Бах.
Тяжелый стук в дверь.
Лает Тесси.
Матрас привезли.
– Как же хорошо, что матрасы не бьются! – говорит один из грузчиков, пока они затаскивают матрас вверх по лестнице. – Работал я с плазменными телевизорами – это чистый кошмар.
Старый матрас и коробку с пружинами они берут без комментариев.
На выходе во дворе их встречает вспышка.
– Какого…
Вспышки одна за другой.
Один из грузчиков бросает матрас и кидается в темноту. Из кустов доносится возня. Вылезает грузчик с дорогим фотоаппаратом в руках.
– Отдай фотоаппарат! – требует незнакомый человек, поднимаясь с клумбы.
– Кто вы такой? – спрашиваю я.
– Это мой фотоаппарат! – кричит незнакомец.
– Был, – отвечает грузчик, по крутой дуге запуская аппарат на улицу.
Мне надо домой, уже почти одиннадцать вечера.
Я запираю дом, веду Тесси к машине и выезжаю в сторону хайвея. Тесси трясется.
– Уколов не будет, – говорю я. – Не к ветеринару едем. Мы просто в город, Тесси.
Собака пускает ядовитый газ. Я торможу у края дороги, и Тесси взрывается на обочину.
– Хорошо съездили? – спрашивает швейцар. Я молчу. – Ваша почта, ваши пакеты. – Он выкладывает все это мне в руки. – А это из прачечной.
Он цепляет вешалки на мой согнутый палец.
– Спасибо.
Про собаку, поводок которой намотан у меня на руку, он не говорит ни слова.
В квартире чувствуется отчетливый запах, знакомый, но затхлый. Сколько же меня тут не было? Как будто все застыло во времени, было заморожено, и не только в те дни, что меня не было, но лет за десять до того. Что было когда-то современным, уточненным, выглядит как декорация к исторической пьесе, Эдвард Олби года этак тысяча девятьсот восемьдесят третьего. Телефон кнопочный, со шнуром, редко используется. Вытертые подлокотники у дивана. Ткань ковра истончилась вдоль определенного пути, накатанной дороги из комнаты в комнату. Стопка журналов полуторагодичной давности.
И все же я рад оказаться там, где все знакомо, где я могу вслепую найти дорогу. Я погружаюсь в эту обстановку, мне хочется в ней кувыркаться, хочется, чтобы ничего из того, что было, на самом деле не было.