Цветок Забвения - стр. 42

Он дёрнулся просто от того, что почувствовал моё дыхание на коже. Как будто в этом храме сила не просто возвращалась ко мне – возрастала. Хотя, конечно, ничего подобного.

- Спасение, если сравнивать с тем, что сделал с вами Датэ, - ответил он.

- Но похищение, если сравнивать с тем, как обычно с женщинами вёл себя ты? – закончила я. – Ты не должен нами прельщаться.

- Ты тоже.

- Я? Причём тут...

- Я тут только о тебе и слышу. Горничные, придворные дамы, стражницы - все говорят о твоих "талантах"… Ты так быстро успела прославиться. Вот только не тем, чем обычно славятся Девы, а тем, чем заниматься вообще не должны! – выдал он с необъяснимой злостью. – Какого чёрта ты тут всех ублажаешь направо и налево?

- Что? Убла…

- Теперь здесь каждая потасканная девка думает о том, каково это – кончить от одного прикосновения!

- "Кончить"?

- Молчи, - выдохнул он, и я поняла:

- Да ты больше остальных об этом думаешь.

- Боги…

- Какой ты религиозный.

- Ты даже не представляешь.

Он сказал это так серьёзно, что я невольно обратила взгляд к статуям. Калека с завязанными глазами. Дева со слезой, которую не собиралась стирать. Дитя с фруктом в руке - аллегорией на тот самый плод, из которого родилась Дева. Старец, а может, старуха – тощий, морщинистый человек с каллиграфической кистью.

- Ты сейчас больше похож на Калеку, чем на Старца, - заметила я.

- Да, а ещё я его теперь отлично понимаю.

Речь шла о легенде, очевидно.

Когда слепой Калека услышал пение Девы, он помешался на мысли её увидеть. Но «увидеть» он её мог только своими руками, а так как ему запрещено было прикасаться к женщинам, он обратился к Старцу и Дитя с невинной просьбой. Он попросил их создать особую печать, которая бы заменила его бесполезные глаза. Он не смел надеяться на исцеление, потому что слепота была основой его сущности, но сила Старца могла бы подавить её, а сила Дитя позволила бы ему прозреть.

Только Калека мог заставить этих двух непримиримых противников работать вместе. Дитя – из жалости, Старца – из тщеславия. Они создали сложную, длинную печать, которая должна была стать глазами Калеки на целую минуту. Вечно противоборствующие сущности не смогли бы ужиться дольше, но слепец не мечтал даже об этом. Чтобы оценить всю прелесть мира, ему казалось достаточным просто взглянуть на самую прелестную его часть.

Дева ходила бесшумно, поэтому он смог застать её, лишь когда она купалась в озере. Он долго оттягивал момент, предвкушая, пока, наконец, не завязал свои слепые глаза лентой-печатью.

Минута длилась мгновение, а тьма, которая обрушилась на него после – всю оставшуюся жизнь. В тот момент он ослеп по-настоящему. Такая естественная для него особенность тела, которую он никогда не считал слабостью, стала ему ненавистна. Услуга, которую оказали ему Старец и Дитя, теперь казалась насмешкой. Эти двое, весь мир, могли беспрепятственно любоваться женщиной, которая была скрыта только от него – сильнейшего из отшельников, первого ученика Мудреца. Всё должно быть наоборот.