Цветаева без глянца - стр. 2
Жить, для Марины, – быть надобной. Быть средством для другого. Который сам – встречное средство. Она – оклик, он – отзыв. Вместе – жизнь.
Оклик без отзыва – стих. Но и в стихе – жизнь. Усиленная и умноженная лирическим напором.
«Лирическое стихотворение: построенный и тут же разрушенный мир. Сколько стихов в книге – столько взрывов, пожаров, обвалов: ПУСТЫРЕЙ. Лирическое стихотворение – катастрофа. Не началось и уже сбылось (кончилось). Жесточайшая саморастрава. Лирикой – утешаться! Отравляться лирикой – как водой (чистейшей), которой не напился, хлебом – не наелся, ртом – не нацеловался и т. д. …
Из лирического стихотворения я выхожу разбитой».
Но:
Биография Марины Цветаевой сегодня известна в мельчайших деталях. Если и есть пробелы, то – несущественные. Во всяком случае главные эпизоды прописаны с небывалой тщательностью. До жеста, взгляда, вздоха. Родными, современниками, исследователями. Самой Цветаевой – обильно и ярко фиксировавшей события и думы в записных книжках, тетрадях, письмах, в стихах.
Зачем?
По детальности отображения в письменных документах биография Цветаевой может сравниться (несомненно, уступая) лишь с последними годами жизни Льва Толстого. Даже в усеченном – утраченном – виде цветаевский архив огромен. И все равно каждая новая публикация вызывает непременный интерес. От судьбы Марины не оторваться, как не оторваться от ее стихов, которых – много! – очень много!! – чересчур много!!! – и все равно не достаточно.
Почему?
Биография Цветаевой разрублена топором Русской Революции на две равные половины. Они зеркально отражаются друг в друге. До излома жизнь шла естественным чередом, со своими радостями и заботами, удачами и потерями – «в руце Божией». После – всё перевернулось, начался сплошной «дьяволов водевиль». Революция лишила всего: России, культурной среды, привычного уклада жизни, дома, мужа, дочери. Оставила только Слово. И – Дело: писать, свидетельствовать, жить. «Потому что вовсе не: жить и писать, а жить-писать и: писать – жить».
«Слово и дело» Цветаевой стало формулой верности – своей Душе, своему Дару, разорванной в клочья родине. Именно в Революцию услышала она голос народа, вырвавшийся из многовекового подполья – песней, плачем, пьяным смехом, молитвой, причитанием, матерком – вихрем, смерчем, завываньем. Из поглотившего реальность речевого хаоса вылавливала ухом поэта живые слова, возвращала им смысл, спасала их душу. В те дни никто больше