Цвет греха. Алый - стр. 46
— А чего сразу не принц арабский или иорданский? — выгибаю бровь, глядя на отца с откровенной насмешкой.
Тот едва уловимо морщится и снова к ящику тянется. Через секунду передо мной появляется ещё несколько фото. Там мужчины постарше. Как раз того самого сословия, о котором я спрашиваю.
— Подумал, эти тебе точно не подходят, — угрюмо комментирует свои действия, а заодно и на мой вопрос отвечает.
Обречённо вздыхаю. Обхожу стол и останавливаюсь рядом с мужчиной, сложив руки на груди.
— И как моё потенциальное замужество связано с этой твоей неразрешимой проблемой? — начинаю с малого.
Прежде чем заговорить, отец вспоминает о коньяке. Отпивает из горлышка и опять морщится.
— Ты можешь выбрать любого из них. Я всё организую в самые кратчайшие сроки. — Он делает вид, будто не слышит предыдущее, сказанное мной, тоскливо уставившись на оставленные мной фотографии. — Хорошенько обдумай. Но не затягивай. Я даю тебе время. До утра. Если захочешь узнать о ком-то из них подробнее, на обороте каждого фото есть полное имя и дата рождения — в сети про них полно всего, а если этого мало, только скажи, и я найду для тебя всё, что заинтересует.
Снова обречённо вздыхаю. И задумываюсь о том, чтоб коньяк у него отобрать. Мне бы сейчас тоже пригодилась парочка глоточков.
— То есть рассказывать ты мне не собираешься, — выношу самое главное из всего происходящего.
Отец тоже вздыхает, упрямо поджимает губы и поднимается на ноги. Его телефон звонит, и он сосредотачивается на информации, которая светится на экране. Честно говоря, решаю, что на этом наш разговор окончен, и остальное из него каким-то образом выпытывать при другом удобном случае придётся. Но нет. Звук входящего он отключает. Встает ко мной вплотную и приобнимает за плечи, уткнувшись носом мне в макушку. Некоторое время просто молчит. Проходит не меньше минуты, прежде чем я слышу тихое и отрешённое:
— Знаешь, ты очень похожа на свою мать. Её давно нет, но, когда я смотрю на тебя, вижу её в твоих глазах, ангел мой. — Сжимает мои плечи крепче. — Она была удивительной женщиной. Очень доброй и одновременно с тем храброй и сострадательной. У неё было большое чистое сердце. Не такое, как у меня. В своей жизни я делал разные вещи. Всё, что я имею, не добродетелью нажито. Не всем из того, что делал в своей жизни, я могу действительно гордиться. Но твоя мать была совсем как ты. Вы слишком похожи. — Делает паузу, а объятия приобретают болезненный оттенок. — Твоя мать была хрупкой, слишком хрупкой. Такие хрупкие создания не выживают в этом мире, если их не беречь. Видимо, я недостаточно хорошо справился, раз её больше нет с нами. Этот мир слишком жесток. Для таких, как вы.