Cogito ergo sim, или Мыслю, значит, симулируюсь (научная версия) - стр. 4

Но что будет дальше? И что, если их собственные создатели наблюдают за этим моментом с таким же интересом, с каким они наблюдали за Теодором?

Данте посмотрел на потолок лаборатории, внезапно ощутив себя персонажем в чьей-то более масштабной истории.

– Мы открыли дверь, – сказал он тихо. – Но не знаем, что находится по другую сторону.

Теодор Философ сидел в тени старого дуба во дворе Академии, наблюдая, как его ученик Никий старательно записывает их вчерашнюю беседу о природе доказательства. Пятьдесят три года жизни научили Теодора ценить эти тихие утренние часы, когда разум ещё не замутнён суетой дня, а мысли текут чисто и ясно.

Академия располагалась в живописной деревушке Элефсис, в двух днях пути от столицы Аркадии. Здесь, среди холмов, покрытых виноградниками и оливковыми рощами, местный архонт Дионисий Благородный основал своё детище – первое в этих краях собрание мудрецов, посвятивших себя изучению природы вещей. Пока что Академия больше напоминала дружеский кружок любителей мудрости, чем строгое учебное заведение, но Теодор видел в этом особую прелесть.

– Учитель, – прервал его размышления голос Никия, – вчера вы говорили о поиске единого метода для всех доказательств. Но разве не очевидно, что каждая истина требует собственного пути к себе?

Теодор улыбнулся. Никий был его лучшим учеником – юноша обладал редким даром задавать правильные вопросы.

– Именно поэтому, дитя моё, мы и должны найти то, что лежит в основе всех путей, – ответил философ. – Представь себе: если существует некий универсальный принцип, по которому разум может отличить истину от лжи, то мы приблизимся к пониманию самой природы мышления.

Последние месяцы Теодор был поглощён этой проблемой. Он изучал труды древних мудрецов, анализировал структуру их рассуждений, пытаясь найти общие закономерности. Но чем глубже он погружался в исследование, тем больше сталкивался с парадоксами и противоречиями.

– Но учитель, – продолжал Никий, – а что если некоторые истины принципиально непознаваемы? Что если сами боги установили пределы человеческому разуму?

Теодор задумался. Этот вопрос мучил его уже долгое время. Особенно после того, как он столкнулся с утверждением, которое, казалось, разрушало саму основу логики: «Это утверждение ложно».

– Видишь ли, Никий, – сказал он медленно, – если утверждение говорит о собственной ложности, то мы попадаем в ловушку. Если оно истинно, то оно ложно. Если оно ложно, то оно истинно. Разум заходит в тупик.

– Но разве это не означает, что утверждение просто бессмысленно? – предположил юноша.