Цитадель современной литературы - стр. 18

Сколько прошло времени?

Как долго мы позволяли друг другу лишиться контроля.

Не знаю.

Яркое пурпурно-рубиновое свечение волнами распространялось от нас, наполняя холодное помещение теплом и, отражаясь от стен, вновь затягивалось и сгустком возвращалось в сердца. Губы Артэса изучали каждый не скрытый одеждами участок кожи, а руки и вовсе овладели телом. Мне не удавалось отстраниться.

Я знала, что наносила нам обоим очередную рану на и без того разодранные в клочья души, но не хотела сопротивляться. А должна была! Я не имела никакого права наслаждаться его прикосновениями и поцелуями, но мне не удавалось найти в себе силы, чтобы отстраниться. Наша связь всегда едва поддавалась какому-либо объяснению, ведь, ломая стереотипы, мы раз за разом находили путь к тому свету, что излучали друг для друга. Это было и благословением, и проклятьем одновременно. Я была уверена, что изменила всё, вмешавшись и стерев память всадника Смерти, но даже такое сильное воздействие не смогло отдалить его настолько, чтобы спасти.

Вся боль Вселенной сосредоточена в их сердцах,

вибрации пульса, от которых способны уничтожить миры.

Вся нежность мироздания струится по их венам.

– Ты вынула из меня душу и заставила жить… – едва уловимый шёпот Артэса металлическим колом проникал в сердце. Медленно… Без анестезии.

Я замерла, превращаясь в одну из статуй, стоящих в лабиринте, без какой-либо возможности пошевелиться. Всмотревшись в его глаза, я заметила яркие рубиновые молнии. От привычных когда-то чистых карих глаз не осталось и следа. Я вздрогнула. Он всё ещё был тем самым… Его душа не помнила, но ощущала и знала прошлое на уровне вибраций. Мне хорошо был известен этот взгляд – словно кислотой разъедающий грудину, проникающий под кожу, сжигающий ткани и органы. Не в силах больше контролировать эмоции, я начала плакать. Заметив мой срыв, Артэс обнял одной рукой за плечи, а пальцы второй вплёл в мои волосы. Ему больно и, кажется, я чувствовала, как он жмурится, пытаясь остановить поток своих чувств.

Мне страшно даже представить, что творилось в его голове.

Я уничтожила его тогда.

Я уничтожаю его сейчас.

– Прости меня, – забавно, но склеивать всегда сложнее, чем разбивать. – Прошу, прости.

Я знала, что он не поймёт причины моих извинений. У меня не было никакого права надеяться, что из тех крохотных осколков доверия ещё возможно что-то собрать. Всё, что было между нами, давно разбито вдребезги, и лишь холодное отчаяние всё ещё равнодушно украшало наши будни.

– Не надо извинений, – отстранившись, Артэс встал и протянул мне руку, помогая подняться. – Всё это не имеет никакого смысла.