Чужие зеркала: про людей и нелюдей - стр. 22
Свадьбу скромно отгуляли в июле, после учебного года. Катенька даже не стала платье и фату себе покупать. Ну и правильно, куда эти занавески тюлевые, одноразовые, глупо. Мать достала красивый костюм: юбка в мелкую складку и пиджак. Гэдээровский костюмчик, почти белый, Катя сказала, это цвет слоновой кости. Были только свои, гостей вовсе не было, они с Катюшей, свидетели: Вадим и сестрица двоюродная Наташка, да родители. Мать Кати приехала. Она хорошая тетка, простая, веселая, песни поет. Голос чистый такой, тягучий, как неостывший леденец, варили в детстве из сахара в ложке, и такой же золотистый, теплый. Расписались на Петра Лаврова, сходили в ресторан там же недалеко, название он не запомнил, мать заказывала, посидели и по домам. Теща переночевала у них и на следующий день в свой Глазов укатила. Вот и вся свадьба.
Диме очень нравилось, что он теперь муж, настоящий мужчина, глава семьи. Но это только со стороны так выглядело. Это только на кафедре из себя можно было такого хозяина прайда изображать. Ворваться на кафедру после последней пары, быстро глянуть на часы на стене, так, чтоб сидящие у электрочайника тетки заметили, что он спешит:
– Ого! Все, я побежал. Лидия Петровна, завтра, завтра, ладно? – приложив руку к груди, чуть склонить голову, – мне, правда, домой бы.
– Конечно, Димочка, бегите. Я сама тут разберусь.
И умчаться, слыша за спиной: «Торопиться… Молодая жена скучает одна…» и насмешливое: «Простаивает…»
Но дома, как и раньше, главой семьи была мать. Она вела себя так, будто ничего не изменилось, а Катенька, она вроде как в гости приехала, ненадолго.
Года за два, за три до того, как Дима школу закончил, у них останавливалась Наташка, классическая кузина из провинции, дочь отцовой младшей сестры, выросшая где-то там на его родине, где Дима не бывал никогда. Семнадцатилетняя девчонка, почти димина ровестница, приехавшая покорять Ленинград. Девочка была тихая, услужливая, хозяйке дома не то что не перечила, а вроде как старалась предугадать все ее желания. Спала на раскладушке в проходной зале, вставала первой, собирала свою немудрящую постельку, шла на кухню, надо ж всех Смирновых завтраком накормить. Блинчики, оладушки, сырники, готовила она хорошо, из запростяцких продуктов, муки, молока и творога, способна была приготовить вкуснятину, закачаешься. Мать помыкала ей как могла, Диме казалось, что Наташка теперь у них тут навсегда останется домработницей.
Но тихая девочка, завалившая вступительные в Тряпку сразу на сочинении, вдруг буквально на второй день после провала на экзамене заявила, что выходит замуж. «Убиться можно, – сказала мать, – когда успела?» Успела. Влюбила в себя ихнего домоуправа, Николая Кузьмича, солидного сорока-с-лихом-летнего мужика. Зачем он зашел в их квартиру, никто не помнил, даже он сам. Открыла Наташка, никого больше дома не было. И все. Пропал мужик. Или наоборот, наконец, жить начал. Это с какого конца считать начинать.