Чужая жизнь - стр. 7
И тут же, чуть переведя взгляд, стремительная полноводная речка, весело несущая свою воду мимо разыгравшейся недавно трагедии. Тёмная полоска леса вдали и плеск крупной рыбы, ударивший по натянутым как струна нервам и вернувший меня в действительность лучше ведра воды на голову.
Так и ушёл обратно вдоль леса, на дрожащих полусогнутых ногах. И прибарахлился, и чуть не обгадился, и в себя пришёл. По крайней мере, понятно, где моё оружие, я по ходу свой «дегтярь» лейтенанту оставил, но это всё лирика – не помню ни черта. Ясно стало, и как ребят положили, и как нам прилетело.
Пока лейтенант оборону на берегу изображал, по лесу с десяток немцев подошли и в упор, как салабонов. Ну и нам троим в спину. Умелые, сволочи. Что, впрочем, не удивительно. Передовые немецкие части два года уже воюют, а финны и того более.
Рассвело уже, валить надо отсюда, пока не началось. Жизнь с чистого листа начинается, а долгов уже полный сидор: и мужиков не похоронил, и от немцев бегаю как щен, и не первый день похоже.
Уходил в лес перпендикулярно озеру. Сначала в небольшую горку вперся, как лось. На холке дорога лесная обнаружилась, так, две колеи еле заметные. Лес прозрачный, сосны, брусника, черника, не остановишься нигде, метров на четыреста всё видно. Налево – немцы и река, направо – озеро и лес. Решил идти прямо, забирая наискось левее, там вроде ёлки виднеются. Только поглубже в лес забраться и дорогу из вида не упускать, а то у меня ни компаса, ни карты, ни мозгов пока. Соображалка только работает. На инстинктах.
Наконец-то на еловый выворотень наткнулся. Здоровый. Ствол в два охвата, ну и ямище будь здоров. Раздербанил сидоры. Гимнастёрка сухая и портянки, патроны и перевязочные пакеты, сухари, опять фляжка с водкой, картошка и лук, спички с кисетами, патроны, опять портянки. Третий порадовал окончательно: пара гранат «лимонок». Запалы отдельно в портянку замотаны.
Насколько смог, шустро переобулся и перемотал портянки, а то собью ноги – и привет родителям. С убитыми ногами далеко не побегаешь. Не дай бог проснутся эти уроды не вовремя и обнаружат, что один покойник сделал ноги. Загонят они меня к какому-нибудь болоту, а я к болотам никакого отношения не имею – боюсь я их до детской икоты.
Слегонца почистил небольшую луковицу, отрезал ломоть хлеба и по-скоренькому пожевал, накатив ещё граммов семьдесят водяры. Луковицу так и грыз, как яблоко, даже не порезал. Но это у меня с детства. Тоже дедова школа. Он самым краем кусок войны зацепил. Да и после войны ему, как и всей стране в целом, несладко пришлось. Так что некоторые его привычки и мне передались. Ком в горле провалился внутрь после очередного глотка водки. Хоть какая-то польза от неё, заодно и согрелся окончательно.