Чужая жена и призрачные миры - стр. 111

– Гер Краузе, – осадил ревнивца Фастред, – давайте не будем устраивать тут личные разборки. – Мне всё равно как ваша бывшая жена уговаривала моего сталкера. Главное, что ей это не удалось. Стражники видели, что он не пытался бежать, они даже не сразу поняли, что он заодно с этой… шайкой-лейкой, – брезгливо выплюнул хозяин кабинета.

Краузе насупился.

– Я бы на вашем месте не стал так уж верить в его преданность ордену.

– Вы не на моём месте. И я верю не в его преданность, я верю в его благоразумие. И в его чувства к вашей бывшей жене, – чуть улыбнувшись, добавил Фастред, глядя при этом на Гила.

Сталкер не сдержал тяжёлого вздоха, поганец гер знал, как вербовать людей и нелюдей. Он сумел приручить чёрную тень, да непросто приручить, а вызвать в ней любовь. Этого человека слушался сам глава ордена, который проводил вчера обряд жертвоприношения. Чего ему стоило «прочитать» молодого парня, который и жизни-то ещё не повидал толком?

Фастред взглянул на удручённого сталкера и будто угадав все его мысли разом, удовлетворённо встал из-за стола.

– Заседание окончено, – объявил он, и все стали расходиться.

Гил тоже поднялся с кресла, но уходить не спешил, ждал, когда все члены допроса, кроме Фастреда, выйдут из кабинета. Он хотел задать геру один вопрос, который мучил его на протяжении суток, и возможность такая ему представилась.

Фастред правильно истолковал медлительность сталкера и, мгновение поколебавшись, остановился уже на пороге.

– Не ждите меня, – крикнул он своим братьям и, прикрыв двери, развернулся, к стоящему посреди кабинета Гилу.

– Зачем вы потребовали у Краузе его дочь, – не стал ходить вокруг да около сталкер. – Вам что, быков было мало?

– Быки – это хорошо. Много мяса. Но вот хозяин всех правовых контор в Готтарде – ещё лучше.

– Он и так был ваш.

Фастред прошёлся по кабинету, тронул один из странных приборов на своём стеллаже и через минуту всё же соизволил растолковать Гилу политику ордена.

– По-настоящему нашим он стал, отдав за желанное место в Уф-Олдрич самое дорогое, что у него было. Теперь ему терять больше нечего, кроме этого самого места, а потому Краузе будет трястись за него, как за собственную жизнь. И сделает для нас всё, что мы пожелаем.

Во взгляде гера не было ни глумления, ни превосходства, лишь некая тоска – тоска по иллюзиям, вероятно. По тем самым иллюзиям, которые ещё мог позволить себе простой рядовой член ордена, но не мог один из его кураторов. Он и старый жрец заводили народ глубокомысленными тирадами и изощрёнными ритуалами, не посвящая в реальный смысл всех действий.