Чужая птица - стр. 9

– Чего хочу? – переспросил он. – Меня и так все устраивает. Я неплохой столяр, могу еще стены из камня класть. Вот они меня прокормят, – добавил он, показав ей сильные жилистые руки.

– Разве ты не хочешь пойти учиться, как твой брат, и стать кем-нибудь?

– Я уже стал кем надо. Я – Рубен. – Он прижался щекой к ее бархатной коже и вдохнул аромат: пахло солью и летним теплом. Он отыскал ее губы, и она – неожиданно для него – ответила на поцелуй.

– Ты меня любишь? – спросила Анжела, когда он открыл глаза. Ее лицо светилось в венце из волос – так, как он всегда мечтал, и потом этот образ всплывал в его памяти каждый раз, когда он думал о ней.

Рубен кивнул в ответ.

– Но откуда ты знаешь? Как понять, что действительно кого-то любишь? Ты ведь совсем меня не знаешь, меня настоящую. – Она уткнулась головой ему в шею. – Я и сама не уверена, что себя знаю. Понимаешь?

Вечером Рубен взял машину и поехал на кладбище, отвезти цветы на могилы. Обычно он ездил туда на велосипеде, но сегодня все тело ломило – может, к смене погоды?

На пригорке под стеной когда-то похоронили Якоба Никласа Доннера из семьи местных судовладельцев – хозяина усадьбы Клинтебю. Но его прах не нашел упокоения в церковной земле. Даже лошади останавливались как вкопанные, проходя мимо, так что могилу перенесли в живописный парк при усадьбе. В северной части кладбища – сырой и тенистой – хоронили люд другого рода, самоубийц да вероотступников. А солнечную сторону отвели для истинных лютеран и приверженцев Высокой церкви, мирно почивших на старости лет или унесенных недугом. Бабка и дед Рубена – баптисты – были похоронены в северной части. Рубен, по обыкновению, задержался, чтобы поболтать с дедом Руне. Бабка не отличалась разговорчивостью даже при жизни. Рубен не видел причин прекращать беседы с дедом, пусть даже Руне давно на том свете. Слушать-то он всегда умел.

– Бензин опять подорожал. Знай ты, почем его нынче продают, в могиле бы перевернулся от ужаса. Но делать нечего: заправляешься и едешь. Мне бы пару штанов новых прикупить, да денег нет. Вот и стоишь там практически с голой задницей и заправляешь машину, потому что без бензина никуда, – пожаловался Рубен, получив в ответ красноречивое молчание.

Поставив охапку васильков в высокую вазу, Рубен поковылял через дорогу в другую часть кладбища, расположившуюся под холмом Клинтеберьет. Это была солнечная сторона, но Рубена все равно почему-то знобило. Здесь покоилась его мать, Сив Нильсон, и малышка Эмили, умершая на следующий год после рождения Эрика. Рубен едва помнил ее: кричащий комок в корзинке, выстланной розовым облачком тонкой ткани. Пара крошечных ножек, которыми она дрыгала изо всех сил, и кружевная шапочка, закрывавшая почти все лицо.