Чудная баба - стр. 36
Паоло сдёргивает один из восточных курпачей и драпируется в него, как в тогу.
Девушка вкрадчиво, липуче стягивает курпач обратно и уползает с ним в темноту.
Паоло не видит, что обворован и смешон, стоит в величавой позе – грезит о прошлом величии.
ПАОЛО. Таджик, почему ты не спросишь, что искала наша полярная экспедиция 41-го года? Нас даже отпустили с войны ради этого! Ради нас даже построили этот дом, Дом Полярников, чтобы семьи наши жили в условиях повышенного комфорта. По личному проекту товарища Сталина. И – дом до сих пор прелестен, советско-барский, с закутками для прислуги, с ответвлениями гулкими в подъездах, с гордым парадным и продувным чёрным ходом, с групповыми портретами полярников в холлах, с фикусами по углам, с неозначенными нигде комнатками и ниоткуда глядящими узенько хитренько окошками… а в сумерках милого дома застряло эхо напольных часов, а вентиляционные шахты заставляют замирать чистильщика. А недавно здесь под паркетом при евроремонте нувориш из Армении выковырнул ржавый наган. Спроси, спроси про экспедицию! Хотя я не отвечу. Я слово давал генсеку, ослепительному товарищу Сталину. Давал слово молчать, молчание типа тьмы. Чернота и бездна так молчат. Только чуть-чуть мигают рубины кремлёвских звёзд в молчании в этом. Но тот ли он господин, что навеки запечатывает уста нам? Тот ли?! Ух, прямо не знаю! Запотеваю от мыслей. Вот что мучает меня порой.
Шамшид драпируется в курпач, принимает величавую позу
Паоло и неожиданно с восточным мотивом поёт монолог свой по-русски. Девы повыползли из углов и оформляют его пение движениями.
ШАМШИД. Я механизатор. Обслуживал ирригационные системы Канибадамского района. Но системы разрушились. И хлопок поливает дождь. Жена сказала, Шамшид, езжай в Москву, заработай денег. Я и дочки руками собираем хлопок на плантациях с другими таджикскими женщинами и девочками, потому что комбайны тоже разрушились… Теперь я убираю здесь снег. Летом поеду домой. Спасибо, Паоло. Мне пора.
Снова падает снег, когда рассветёт, ЖЭК увидит безупречную белизну двора, заругается, выгонит Шамшида замерзать.
Паоло растроган, ему жаль джворника. он говорит просто.
ПАОЛО. Бери одеяло. Я без него посплю. Здесь центр, здесь отлично топят.
Шамшид берёт одеяло, садится обратно, за стол.
Хорошо-то оно, хорошо, когда есть одеяло. Тем более в такой стране продувной Одно бы пошить такое одеяло, чтоб всю мою зимнюю Родину укрыть наконец. Я, видишь ли, патриот. Но силы мои на исходе.
ШАМШИД (теребит угол скатерти). Моя жена теперь на Памире Она приедет летом, продавать бусы из индийских камней, здесь у вас на Арбате. На Памире нужны одеяла. Жена кашляет на Памире, ей там холодно. Лёгкие жена застудила не там, не в наших горах, а у вас, под землёй, в московском метро, когда продавала бусы из индийских камней. Теперь кашляет на Памире у родни. Ваш подземный кашель в наших горах гремит. Больше не будет хлопок убирать. Мало платят. Раньше я хорошо знал русский язык. Теперь забыл. Ты очень быстро говоришь. Говори медленнее. Какой у тебя хороший дастархан. Это таджикский хлопок.