Чудеса и Чудовища - стр. 37
– О чём это ты? – Дрожащим голосом спросил я.
– Вы, Ловцы, ловкие брехуны, но неужели ты думал, что Коллекционер не навёл о тебе справки, прежде чем встретиться лично?
Всю жизнь я только и делал, что пытался сжечь мосты, связывающие меня с прошлым. Выходит, в этом деле я не преуспел.
– Болгарский, – прошептал я.
– Да, малыш, – кивнул Филипп. – Знаешь, а ведь твои родители…
– Хватит! – Выкрикнул я. – Не желаю ничего слышать о них, понятно? Мы здесь не для того, чтобы обсуждать мою родословную. Пошевеливайся.
Дело приобретает серьёзный оборот. Коллекционер знает обо мне всё, возможно даже больше, чем знаю я сам. Если в Ордене пронюхают об этом, мне конец.
Проклятая жадность! Я ведь мог просто отказаться от работы, стоять на своём до последнего, спокойно вернуться домой и продолжить жить как Арчи Аддамс. И ведь, нужно заметить, жизнь лондонского букиниста начала налаживаться.
Два последних вечера я провёл на Хайгейтском кладбище в компании мисс Миллз и не согласись я на эту авантюру, пошёл бы туда и сегодня.
Стоило мне прекратить строить из себя уменьшенную копию Вильяма, как Дебора открылась мне с совсем другой стороны – умная, весёлая, дьявольски хитрая, она умеет вести беседу и делает это так виртуозно, словно занималась этим всю свою жизнь. Сама же мисс Миллз утверждает, что проводит время с книгами, а не с людьми, во что я охотно поверил после того, как она вернула мне роман Шелли и пересказала его сюжет.
Мы гуляли до первых лучей солнца, обсуждали архитектуру, историю, искусство. В какой-то момент смеха ради перешли на французский язык и болтали на нём до рассвета.
Признаться, единственный человек, с которым мне так же легко, – это Теодор. Разница лишь в том, что он мужчина, и я не могу полюбить его сильнее, чем друга, а вот Дебора… Да, моё сердце дрогнуло, а нутро распирает от восторга, когда я думаю о ней. И это ужасно.
Возвращаясь домой после последней прогулки, я думал о том, что нам следует перестать видеться. Рано или поздно я уеду – таковы условия работы в Ордене. Если мы продолжим встречаться, репутация Деборы окажется под угрозой и когда я оставлю Лондон, она будет обречена на одинокую жизнь, потому что ни один приличный мужчина не захочет связать с ней свою судьбу.
Сидя в ванне, я раздумывал над тем, готов ли взять на себя такую ответственность, и пришёл к отрицательному ответу. Пока мы не преступили черту, пока наши губы не узнали друг друга, я должен всё прекратить.
– Штребске Плесо, – объявил Филипп. – Мы пришли.
Я уставился на огромное озеро, раскинувшееся перед нами, на дома, окружающие его, и удивлённо спросил: