Чудеса и Чудовища - стр. 17
Прошло много лет, я сам возмужал и превратился в молодого мужчину, но ненависть всё ещё жжёт меня изнутри, когда перед глазами всплывает его отупевшее от алкоголя лицо.
Он всегда смеялся громче всех, упорнее остальных делал вид, что у него всё в порядке. Хохотал, прощаясь с приятелями после работы, хлопал их по натруженным спинам, а потом шёл к дому, в котором еды не водилось по несколько дней.
Обычно в таких историях единственным лучом света становится мать. Но в моём случае мрак был беспросветным.
Вечно уставшая, померкшая женщина с холодными руками. Когда-то красавица, теперь – слабый отзвук самой себя. Потухшие глаза, тусклые волосы, ранние морщины и отпечаток глубокой нужды на лице. Носила она только старые свитера и чьи-то юбки, пахла всегда мылом и отчаянием.
Иногда мать перешивала одежду для знакомых, чтобы получить хоть какие-то деньги, но однажды, в приступе алкогольного безумия, отец разбил её старую машинку. Тогда я впервые увидел, как ломается человек, как последняя надежда исчезает из его взгляда. Мать плакала над обломками швейной машинки так горько, будто потеряла ребёнка.
Мои безрадостные будни стали совершенно невыносимы в тот момент, когда я увидел материнский округлившийся живот. В то же мгновение я понял, что нужно бежать.
Мне тогда было почти четырнадцать лет, я уже начал подрабатывать на рынке, в кармане появились деньги, которые удавалось прятать от отца. И вот, возвращаясь домой, я увидел, как мать развешивает бельё во дворе нашего старого дома. Что-то в её движениях показалось мне странным, а сердце забилось так быстро, будто я вдруг побежал.
Но я, наоборот, замедлил шаг, а затем и вовсе остановился. Уставился на неё, отказываясь верить собственным глазам.
Мать наклонилась, чтобы поднять таз, свободной рукой обхватила живот и подозрения мои подтвердились – в её чреве растёт ещё один ребёнок от этого старого ублюдка, моего отца.
В то время я уже кое-что знал о том, что происходит между мужчинами и женщинами, меня замутило, остатки скудного обеда подступили к горлу. Как он мог!
Я пролетел мимо оторопевшей матери как ураган, ворвался в дом и кинулся к проклятому креслу. Не помня себя от ярости, развернул его, схватил отца за грудки и принялся трясти словно тряпичную куклу.
– Как ты мог сделать с ней это?! – Орал я. – Мы перебиваемся с воды на хрен собачий, а ты решил завести ещё одного ребёнка?!
Конечно, он меня поколотил, да так, что я едва мог переставлять ноги.
Добравшись до постели, которой мне служил прохудившийся матрас, брошенный на пол, я пообещал себе, что покину дом, как только взойдёт солнце.