Что случилось с речкой Аджибейкой. Роман - стр. 26
– Да он справится, ты проходи, не стой у двери, – неожиданно послышался голос слева.
Я обернулся, передо мной стояла симпатичная сгорбленная старушка.
– Может, пока чаю? – предложила она.
– Не стоит беспокоиться, у меня там полный бардак – надо скорее убрать, – ответил я.
– А я так и поняла, что-то упало. Говорю, иди посмотри, не убило ли кого!
– Да, куча хлама какого-то свалилась прямо мне на голову, – рассказал я.
– Антресоль, – понимающе кивнула старушка. – У нас однажды тоже упала. С банками! Такой грохот! И варенье жалко. Больше мы туда ничего тяжелое не ставим.
– Варенье жалко, – согласился я. – А тут бессмысленный хлам. Вообще не понимаю, зачем такое хранить. Но я ж не вправе решать, потому обязан все вернуть, как было.
– Да, правильно. Петер же сдает квартиру. И потом годами хранит хлам, что жильцы его позабывали. Вдруг захотят забрать.
Конечно! Как я сам не догадался, каждый мешок – это просто те вещи, что забыли конкретные жильцы. Кто-то забыл свои терки, кто-то пару игрушек, а кто-то просто оставил прочитанные за отпуск книжки. Интересно, а тот, кто выписал адреса в блокноте, ничего не забыл? Я почему-то вспомнил про мешок с солнечными очками. Там была куча каких-то записей.
Старик принес инструменты и пожелал удачи. Я поблагодарил и вернулся к себе.
Я закрепил полку и убрал весь хлам обратно. На это ушло всего минут двадцать. Хорошо, что руки у меня растут из нужного места и элементарные бытовые вопросы не вводят меня в ступор. Грант, наверное, побежал бы вызывать помощь. А я все умею сам. Хотя, наверное, каждый, кто с ранней юности живет один, умеет справляться с подобными задачами. То ли дело Грант – единственный, любимый и долгожданный ребенок, который до тридцати лет жил с родителями – он был настолько изнежен, что единственное, что мог делать руками, – так это кисточкой смахивать пыль с артефактов. В семье считалось, он стал таким еще до рождения. Бабушка рассказывала, когда тетя была беременна Грантом, начались какие-то осложнения и ее положили в больницу. И, по словам бабушки, там тетя «разленилась»: целыми днями только ела, спала, читала и «ничего не делала». Роды начались, когда тетя дочитывала Жюль Верна. Именно из-за этого, по мнению бабушки, Гранту досталось не только литературное имя, но отвращение к любой домашней работе. А оно, в свою очередь, привело к полному бытовому бессилию.
Я вспомнил каникулы, которые мы с Грантом проводили у бабушки, и улыбнулся. Я всегда любил вспоминать детство. Но в этот раз оно омрачилось осознанием, что примерно в то же самое время, пока мы с Грантом бегали по соседским садам, моя вторая бабушка, вероятно уже была при смерти. Мне стало горько.