Чистые - стр. 34
Лица, как несущего прибор, так и всей группы, были скрыты масками, как и всегда. Никто не должен знать лиц убийц, тем более – под эгидой власти. А жаль. Но убийцы охранялись молчанием стада и обезличивающими масками.
Пять одинаковых бесформенных фигур. Пять масок, различных лишь номерами да цветом у Первого: у всех были чёрные, у него же, как у приближённого короля – белая. Даже рост идущих был одинаков: при дворе каждому подбирали обувь с платформой такой высоты, чтобы по итогу все были одного роста. Так стиралась напрочь личность и её особенности, оставляя голые механические навыки, нужные королю. И тот, кто смел выделяться без особого дозволения – карался…
– Сюда, – коротко бросил Первый, указывая на крохотный голубой домик, осевший и поросший лишайником. Он, казалось, съёжился и присел, не в силах полностью спрятаться от надвигающейся беды в лицах Пяти. Одинокое окно скудно светилось, единственное во всей деревне.
– Лада целый день провела в тревожном одиночестве. После того, как она пришла навестить Сиршу, казалось, прошла вечность, за которую старость ещё сильнее надавила своею безжалостной ладонью на её обычно живое лицо. От это жестокой длани резкими линиями выступила сеть глубоких морщин, лицо посерело, осыпанное пеплом тревоги. За день постарела Лада словно на десять лет.
– Что же это?.. Что случилось с моей девочкой? – беспокойно охала старушка, увидев пустой дом, в котором горел ядовито-зелёный свет, забытый пропавшей хозяйкой. Но больше всего поразила Ладу зияющая пасть пролома, изрыгающая гнилой запах. Женщина почувствовала прилив тошноты и поспешила вернуться в своё одинокое обиталище, пытаясь разгадать тайну исчезновения девочки.
В эту ночь старушке не удавалось уснуть. Она поминутно открывала глаза, ворочалась, пытаясь найти удобное положение затекающим членам, положение, в котором старые кости не будут давить встревоженное сердце. Положение не находилось, и, намучившись, Лада зажгла свечу и стала вязать свитер для Сирши, который уже завершала. Руки механически совершали привычную работу, в то время как перед глазами Лады проносились воспоминания её длинной и горькой жизни: её некогда счастливая семья, страшный день, пропажа единственного сына… к этим горестным воспоминаниям присоединилась и тревога за Сиршу.
Когда на пороге заслышалось громыхание сапог, старушка уже закончила вязать и вслушивалась в движения набирающей силу ночи. Услышав грубый стук чужих шагов, она вздрогнула и горько улыбнулась. Что-то быстро написав на желтоватом листе бумаги и завернув его в свитер, Лада спрятала вещь в первый ящик стола, в то время как Пять выламывали запертую на крюк дверь. Наконец, петли слетели, и дверь пластом рухнула, открыв чёрный проём и белую единицу.