Чикагская школа социологии. Сборник переводов. Том 1 - стр. 8
Наблюдения у чикагцев были практически неотделимы от интервью. Судя по всему, интервью протекали свободно и без заранее подготовленных списков вопросов. Как они проводились и документировались – неизвестно, но в публикациях чикагцев присутствуют многочисленные выдержки из них.
Начиная с новаторского исследования У.А. Томаса и Ф. Знанецкого «Польский крестьянин в Европе и Америке»[54], чикагцами широко применялся анализ личных документов. Это были очень разные документы. Например, в основу исследования самоубийства у Р. Кэван были положены два дневника девушек-самоубийц (хотя использовались и другие материалы)[55]. Широко использовались биографии и автобиографии; иногда они собирались через интервью, иногда – писались людьми на заказ. На автобиографических материалах и сопоставлении их с другими данными построены, например, книги К. Шоу «Обирающий пьяных»[56] и «Братья по преступлению»[57]. Много таких материалов мы находим и в других работах чикагцев, хотя там они играют вспомогательную роль (образцовый пример – автобиографический нарратив «приютской девушки» в книге Зорбо «Золотой берег и трущобы»[58]). К категории биографических материалов причислялись и газетные истории, особенно в жанре исповедей и «криков души».
Не менее важную роль во многих исследованиях играли документы самых разных организаций (полиции, судов, благотворительных организаций и душеспасительных миссий, всевозможных комиссий и т. п.), публикации в прессе и газетные архивы. Например, внимательное изучение подшивок и архивов чикагских газет за 25-летний период позволило Дж. Ландеско, когда он исследовал историю чикагской организованной преступности, обнаружить несколько важных имен, не фигурирующих в полицейских картотеках в силу тесных связей полиции с преступным миром