Четырнадцать дней - стр. 27

Мой сын Роберт, Робби, названный в честь деда, который был судьей, первым чернокожим судьей в округе Рокленд, постоянно участвует в протестах – даже после того, как губернатор запретил массовые сборища. Я переживаю за него каждый день, – может быть, поэтому мое лицо сморщилось: тревога старит, хотя считается, будто черная кожа долго остается гладкой. Я горжусь сыном, несмотря на страх, что он подхватит вирус или с ним случится что похуже. Моей семье досталось от полиции куда больше, чем от ковида, о котором нынче все так беспокоятся. Да, я сочувствую всем, кто потерял близких или работу, даже 3С, чей идиот-сынуля вечно приходит и вытягивает из нее последнее, включая выданную ей компенсацию. Я презираю нашего президента-дебила за его бездействие, за социопатию, за убеждение в превосходстве белой расы и за злобный нарциссизм. Но я столь же сильно волнуюсь за своего мальчика, за его жизнь, за то, как люди его воспринимают. Я словно постоянно жду звонка, или стука в дверь, или появления видео в Интернете с сообщением о его смерти от рук представителей власти. Интересно, а 3С (а она должна мне пятьдесят семь долларов и семнадцать центов и уже просрочила долг на три месяца, хотя я знаю, что она давным-давно получила компенсацию), будучи латиноамериканкой, понимает мои страхи? Боится ли она, что ее сын перестанет к ней приходить?

Моя дочь Карлотта беременна, именно поэтому она не поднимается на крышу. Мы ведем себя исключительно осторожно, что ей и так свойственно. Она уже в школе панически боялась микробов – тогда как раз стали модными уж слишком сильно пахнущие брелки с антисептиком для рук от «Бат энд боди воркс». У девочки отчасти ОКР[20]. Она ест исключительно с бумажных тарелок пластиковыми ложками и вилками, не пользуется нашими столовыми приборами, а прикасаясь к дверным ручкам, накрывает их рубашкой или бумажным полотенцем – словом, делает все возможное, чтобы угробить окружающую среду своим патологическим расточительством. Когда я еще состояла в браке, мы отправили ее к психотерапевту, но примерно через месяц Карлотта попросила прекратить встречи, потому что «мама, она и говорить не хочет ни о чем, кроме тебя, а еще задает мне домашние задания типа лизнуть сиденье унитаза и убедиться, что я от этого не умру». Я не виню ее за желание прекратить лечение: никакой врач не стал бы предлагать подобную экспозиционную терапию сейчас, заражая пациентов ковидом и бог знает чем еще. Дочка уже на шестом месяце, что на ее худенькой фигуре едва заметно. В нашей семье все именно так и носят: ходят тощие, с пузом с футбольный мяч до восьмого месяца, словно ненастоящие беременные в фильмах, а потом внезапно раздаются. Мне кажется, Карлотта особенно счастлива даже не потому, что ждет ребенка (я постоянно переживаю, где и как она будет рожать малышку в нынешних-то условиях), а потому, что есть предлог ходить в перчатках и масках даже дома и мазаться с головы до ног антисептиком. Моя славная, но сумасбродная девчушка, вероятно, пила бы йод и медицинский спирт, если бы могла.