Четыре стихии. Петля времени - стр. 30
Стоило же вернуться в дом родителям, как капризы прекращались, будто до этого он не доводил всех вокруг своими криками и визгами. На руках у отца затихал и был готов к тому, что тот будет таскать его за собой по дому, словно собачку, зажав под мышкой.
Внешне он по мере взросления становился все больше и больше похож на Матвея. Глаза его так и остались ярко-голубыми и даже издали не были похожи на родовые серые глаза семьи Покровских. Черты лица также все больше становились похожими на отцовские, он даже пытался хмуриться как отец. Матвей, конечно, не преминул этим хвастаться перед всеми, отчего Джен становилось обидно, и она старательно рассматривала ребенка, пытаясь найти в нем и свои гены.
– У него мои уши, – так однажды после купания заявила она мужу, вытирая полуспящего малыша.
Матвей недоверчиво хмыкнул и отмахнулся. А на следующий день Джен застала его с сыном на руках, повернутых боком к зеркалу. Сначала она не сообразила, что Матвей пытается высмотреть в своем отражении, кося глазами, но задать вопрос не успела.
– Не-а, уши тоже мои. Тебе показалось, – заявил он, когда она подошла ближе. Ребенок на его руках весело заугукал, словно насмехаясь над выражением лица матери.
Рос малыш быстро, никаких признаков нездоровья не проявлял, несмотря на трудности со своим рождением. Был очень любопытным, подвижным, своенравным и смешливым. Смеяться он любил практически так же, как и кричать без причины. Особенно смешным, по его мнению, был отец, но в целом он как начал улыбаться с третьего дня, так и продолжил всех обсмеивать.
А еще он был безымянный.
Хоть все в доме и звали его Димой, но Матвей продолжал отказываться регистрировать ребенка.
– Теперь ты будешь Гусеничкой! – торжественно заявил он на пятимесячный день рождения сына, когда тот научился ползать.
– Матвей, это уже не смешно, – покачала головой Джен.
– А я не шучу. На личинку он уже не похож, а вот на гусеницу – очень даже. Да, Гусеничка? – поинтересовался он, подхватывая на руки сына, который дополз до края кровати, и прижал его к себе. Ребенок радостно рассмеялся.
– Он уже откликается на имя Дима. Давай не будем его путать. Да, Димочка? – подражая мужу, поинтересовалась Джен, дергая сына за ногу. Тот радостно ей разулыбался, протягивая руки и вынуждая прижать его к себе.
– Ничего. Привыкнет к Гусеничке, – не сдавался Матвей.
И не сдавался еще пару месяцев. А потом в семье крикливой и смешливой Личинки-Гусенички грянул конец света: начали резаться зубки. Ор стоял страшный, в доме не спал никто. Матвей не спускал ребенка с рук, рычал на любого проходящего мимо и уговаривал сына успокоиться. Лекарства, которыми нервный родитель успел запастись, не помогали, Покровский психовал от собственной беспомощности, когда ребенок начинал захлебываться рыданиями. И даже не позволял матери взять того на руки.