Четыре сезона - стр. 69
Вот и вся история. Я рад, что выговорился, пускай ценой каких-то недосказанностей и горечи, поднявшейся со дна души, как тот ил. Я рад, что вы дослушали до конца. А ты, Энди, если ты сейчас там, где должен быть по моим расчетам, насладись за себя и за меня видом ночных звезд, потрогай песок, войди в океан, почувствуй себя свободным.
Вот уж не думал, что продолжу свой рассказ, и тем не менее: стопка смятых, потрепанных страниц лежит передо мной на столе. Сейчас я распечатал новехонькую пачку и приготовился исписать еще несколько страничек. Эту пачку я купил в магазине – зашел как ни в чем не бывало в канцелярский магазин на Конгресс-стрит в Портленде и купил пачку бумаги.
Мне казалось, я поставил точку в этой истории мрачным январским днем семьдесят шестого в своей тюремной камере. А нынче июнь семьдесят седьмого, и я дописываю этот «хвост» за столом в дешевом номере портлендского отеля «Брюстер».
В открытое окно врывается транспортный гул – оглушительный, пьянящий, пугающий. Я поминутно бросаю взгляд на окно и убеждаюсь, что оно не зарешечено. Ночью я плохо сплю, слишком велика и шикарна эта кровать, хотя дешевле номера в гостинице не сыщешь. Утром я в страхе вскакиваю в 6:30 как штык и не сразу понимаю, где нахожусь. Меня мучают кошмары. Во сне я лечу вниз, от этого свободного падения перехватывает дыхание. Ощущение одновременно жуткое и волнующее.
Что произошло в моей жизни? А вы не догадались? Меня освободили. После тридцати восьми лет дежурных слушаний и дежурных отказов (за эти тридцать восемь лет успели умереть три моих адвоката) я добился условного освобождения. Вероятно, они решили, что к пятидесяти восьми годам меня достаточно выпотрошили, чтобы я мог представлять какую-то опасность для общества.
Я чуть не сжег рукопись, которую вы читаете. Досрочно освобожденных шмонают не меньше, чем угодивших в садок «мальков», в рукописи же моей хватало взрывоопасных мест, за которые меня бы развернули на сто восемьдесят градусов и накинули еще годков шесть-восемь. Не говоря уже о том, что в «мемуарах» упоминалось название городка, где, по моим расчетам, должен был находиться Энди. Мексиканская полиция охотно сотрудничает с американской, а мне бы очень не хотелось получить свою свободу – или, скажем иначе, возможность сохранить свой труд, на который я потратил столько времени и сил, – ценой свободы Энди Дюфрена.
Тут я вспомнил, как в сорок восьмом Энди пронес в тюрьму пятьсот долларов, и тем же способом вынес из тюрьмы рукопись. На всякий случай я подстраховался и переписал страницы, где упоминался городок Сиуатанехо. Если бы во время «проверки выпускника», как это называется в Шоушенке, мои писания были обнаружены, я бы схлопотал новый срок, а Энди… ищейки взяли бы ложный след – город Лас-Интрудрес на океанском побережье Перу.