Четыре сезона - стр. 54
Что касается деталей каждого побега из Шоушенка, Хенли знал их от А до Я. Однажды он мне сказал, что насчитал в свое время четыреста попыток, свидетелем которых был он лично. На секунду вдумайтесь в эту цифру, прежде чем вы перевернете страницу и пойдете дальше. Четыреста попыток побега! 12,9 в пересчете на год, с тех пор как Хенли Бакус начал вести свою статистику. Впору открыть клуб и давать приз за лучшую попытку месяца. В основном, скажем прямо, затеи были провальные с самого начала, и кончались они обычно тем, что охранник хватал за руку дурачка, пытавшегося тихо свернуть в кусты, и отрезвлял его грубоватым: «А ты куда собрался, счастливый засранец?»
Примерно шестьдесят случаев Хенли классифицировал как «серьезные попытки», и сюда он включил знаменитый групповой побег тридцать седьмого года, незадолго до моего прибытия в Шоушенк. Тогда как раз строилось новое административное крыло, и четырнадцать зэков, имея в своем распоряжении все инструменты, взломали хлипкий замок в сарае, где их держали. Весь юг штата Мэн залихорадило – на свободу вырвались «опасные преступники». А те, между прочим, собственной тени пугались и цепенели, как кролики на шоссе, ослепленные светом фар. Ни одному из четырнадцати не удалось уйти. Двоих застрелили – не полицейские, нет, и не охрана, а гражданские лица, – остальных переловили.
Вы спросите, сколько заключенных сумело уйти за период с тридцать восьмого, когда я попал сюда, и до недавнего времени, когда Энди в разговоре со мной обмолвился о мексиканском местечке Сиуатанехо? Сопоставляя мою информацию и данные Хенли, вывожу ориентировочную цифру: десять. Десять счастливчиков. И хотя утверждать что-либо наверняка в наших условиях трудно, могу с достаточной уверенностью предположить, что по меньшей мере пятеро где-то мотают сейчас новые сроки. Режимный человек остается режимным человеком. Тот, кого лишили свободы и приучили жить в клетке, теряет способность мыслить объемно. Он превращается в того кролика на шоссе, оцепеневшего в лучах фар и смирившегося с участью погибнуть под колесами грузовика. Очень часто, вырвавшись на волю, бывший зэк устраивается на какую-нибудь дурацкую работу, на которой нельзя не погореть. Зачем? Чтобы снова угодить за решетку. Снова оказаться в мире, чьи законы ему понятны.
Энди был не такой – в отличие от меня. Сама идея Тихоокеанского побережья звучала для меня привлекательно, однако в душе гнездился страх: стоит только там очутиться, как я тут же в ужасе сбегу обратно – от грандиозности увиденного.
Короче, после того разговора о Мексике и о Питере Стивенсе у меня впервые закралось подозрение, что Энди подумывает, как бы слинять отсюда. Я готов был молиться богу, чтобы ему сопутствовала удача, но, по-моему, шансы его были мизерны. С курицы, несущей золотые яйца, как вы сами понимаете, хозяин глаз не сводит. Не у каждого зэка голова на плечах и чувство собственного достоинства. Нортон уверен, что можно использовать одно и растоптать другое.