Четыре сезона (сборник) - стр. 27
И не имелось причин так не поступить. Но этого не произошло.
– Если захочу, всем раздам по парочке бутылок, – медленно ответил Хедли. – После пива лучше работается.
Черт возьми, и он был способен на какие-то благородные жесты.
– Я дам вам один совет, который вряд ли кто-нибудь еще даст, – продолжал Энди, глядя Хедли прямо в глаза. – На эту операцию стоит идти, только если вы уверены в своей жене. Если есть хотя бы один шанс из ста, что она вас надует, мы можем продумать другой вариант…
– Надует меня? – резко спросил Хедли. – Меня?! Ну уж нет, мистер, не бывать этому. Она и пукнуть не смеет без моего позволения.
Мерт и Янгблуд хихикнули. Энди даже не улыбнулся.
– Я сейчас напишу, какие формы необходимы, – сказал он, – и вы возьмете бланки на почте. Я заполню их соответствующим образом, а вы подпишете.
Это звучало конкретно и по-деловому. Хедли принял важный вид и расправил плечи. Затем оглянулся на нас и крикнул:
– А вы что стали, паразиты? Пошевеливайтесь, черт вас подери!
Он оглянулся на Энди:
– А ты учти, банкир. Если решил меня надуть, ничего хорошего из этого не выйдет. Ты понимаешь, надеюсь, что в этом случае тебе оторвут голову и засунут ее в твою же задницу.
– Понимаю, – мягко сказал Энди.
Вот как случилось, что в конце второго дня работы бригада заключенных, перекрывающих крышу фабрики в 1950 году, в полном составе сидела под весенним солнышком с бутылками «Блэк лейбл». И это угощение было предоставлено самым суровым охранником, когда-либо бывшим в Шоушенке. И хотя пиво было теплым, такого чудного вкуса в моей жизни я еще не ощущал. Мы не спеша отхлебывали по глоточку, ощущали солнечные лучи на своей коже, и даже полупрезрительное, полуизумленное выражение лица Хедли, будто он наблюдал пьющих пиво обезьян, никому не могло испортить настроение. Это продолжалось двадцать минут, и двадцать минут мы чувствовали себя свободными людьми. Словно ремонтируешь крышу собственного дома и спокойно попиваешь пивко, делая перерыв, когда захочется.
Не пил только Энди. Я уже рассказывал о его привычках, касающихся алкоголя. Он привалился в тени, руки между коленями, поглядывая на нас с легкой улыбкой. Просто удивительно, как много людей запомнило его таким, и удивительно, как много народу было на крыше в тот день, когда Энди Дюфресн одолел Байрона Хедли. Я-то думал, что нас было человек девять-десять, но к 1955 году уже оказалось не меньше двух сотен или даже больше…
Итак, вы хотите получить прямой ответ на вопрос, рассказываю ли я вам о реальном человеке, или же передаю мифы, которыми обросла его личность, как крошечная песчинка постепенно вырастает в жемчужину. Но я не смогу ответить определенно. И то и другое, пожалуй. Все, в чем я уверен, – Энди Дюфресн был не такой, как я или кто-нибудь еще из обитателей Шоушенка. Он принес сюда пять сотен долларов, но этот сукин сын ухитрился пронести сквозь тюремные ворота нечто гораздо большее. Возможно, чувство собственного достоинства или уверенность в своей победе… или, возможно, просто ощущение свободы, которое не покидало его даже среди этих забытых Богом серых стен. Казалось, от него исходит какое-то легкое сияние. И я помню, что лишь раз он лишился этого света, и это тоже будет часть моего рассказа.