Честное слово - стр. 19
Один раз Прасковья Ивановна ушла, как и всегда, с Галей отнести бельё. Они долго пробыли в отлучке. Прасковья Ивановна вернулась домой одна, без девочки, красная, возбуждённая. Она прошла прямо на кухню, где обедали её свекровь, муж и все прачки, и проговорила не то насмешливо, не то сердито:
– Ну, радуйтесь… Не будет у нас в доме больше вашей мучительницы, вашей обидчицы. Галю я отдала одной барыне. Она её вместо дочери взяла. И воспитает её, как барышню, и всяким наукам обучит. Ей Галечка очень полюбилась. Барыня добрая, ласковая и богатая…
Прасковья Ивановна нервно рассмеялась и ушла. Она не стала обедать. Бабушка заговорила первая:
– Слава Богу! Наконец-то Бог её на ум навёл. Давно бы так-то о семье подумала. А то свою дочку из-за чужой забыла. Паранька точно у мачехи росла… – старуха просияла от радости.
Иван Петрович позвал жену обедать. Она пришла вся в слезах.
– Хорошо ты, Паша, сделала, что решилась отдать девочку. Сама увидишь, что всем лучше будет. И дело наше пойдёт лучше, право, – заметил Иван Петрович.
– Ишь, какое счастье вашей сироте привалило – богатая барыня, – заметила одна из прачек.
– А что же девочка-то плакала, как с вами расставалась? – спросила старая прачка.
– Чего ей плакать… Кажись не сладко жилось, – возразила Прасковья Ивановна серьёзно и села задумчиво за стол.
Она ответила так, чтобы сорвать своё сердце. Когда она отвезла Галечку в богатый дом, к красивой барыне и оставила её там среди золота и шёлка, они обе, прощаясь, горько плакали. Галя умоляла её:
– Тётя, возьми меня домой.
– Я скоро приду к тебе, Галечка, тебе хорошо тут будет. Никто не обидит тебя… – утешала её Прасковья Ивановна, а у самой на душе так было тяжёло, так тревожно, точно она совершила какое-то преступление.
Муки совести
Казалось, в семье Новиковых настало затишье. Бабушка не ворчала и всячески старалась угодить невестке. Иван Петрович был ласков с женой. Параня весело играла в доме и щебетала, как птичка. Прасковья Ивановна старалась забыться за работой, но работа у неё не ладилась. Она часто портила бельё, у неё выпадало всё из рук; как-то раз сожгла даже дорогую кофточку, чего с ней никогда не было. Она была всегда печальна и молчалива.
– А знаете ли, девушки, что-то не весела наша хозяйка.
– Да, работает, работает – дело не спорится. И похудела она, как будто спала с лица… Такая задумчивая, – говорили между собой прачки.
Старуха-прачка Матвеевна даже спросила как-то раз хозяйку:
– Что у вас, Прасковья Ивановна, теперь тишь да гладь, да Божья благодать?
– Да, тихо. Добились они своего. Никто им не мешает, – вздохнув, ответила Прасковья Ивановна.