Чёртово племя. Часть вторая - стр. 8
Минька отпустил батюшкину руку. Бережно прижимая к груди драгоценную фуражку, он попал через коридор в зал на первом этаже и был ошеломлён суетой и гамом, как на вокзале. Раньше Воробей думал, что в стенах корпуса воспитанники ходят по струнке и дышат по команде, а здесь творился такой беспорядок, что он поспешил прибиться к новичкам, робко теснившимся у окон.
Кадеты в форме, уже настоящие, не новобранцы, соскучились за лето друг по другу, бегали по залу, топая сапогами, галдели, свистели, смеялись и кричали. Взрослые в зале не показывались, кадет никто не сдерживал и не одёргивал.
«Дворяне, а бузят не хуже нас, грешных», – усмехнулся Минька. Он воображал, что барские детки воспитанные, чистенькие ходят, причёсанные на пробор, говорят по-французски, по-русски – ни боже мой. Это немодно, даже неприлично.
Воробей оглох от шума, озирался по сторонам и заметил парнишку, который в первый день просил благословления у батюшки. Он, одетый в курточку с золотыми якорями, жался к подоконнику. Почувствовал Минькин взгляд, поднял голову, внимательно посмотрел выпуклыми серыми глазами и улыбнулся – знак подал, что не прочь познакомиться. Воробей обрадовался.
– Ты тоже поступил? – спросил он. – Я тебя помню, ты к моему батюшке подходил.
Мальчишка протянул руку:
– И я тебя помню… Сева. Всеволод Миловский.
Минька назвал себя и не забыл прибавить прозвище – Воробей. Он слышал, что всем ребятам в корпусе дают прозвища, хочешь не хочешь, а терпи. И решил опередить – подкинуть готовое, чтобы не приклеили ему что-нибудь обидное, вроде Клопа, как в приюте.
– Воробей? – нахмурил лоб новый знакомый. – А у меня нет прозвища.
– Ну, братец, это пока нет. Дадут, вот увидишь.
Оттопыренные уши Севы порозовели. Был он очень белокож, загар не тронул лица и рук, точно Миловский всё время просидел в подвале без солнца.
– Хорошая у тебя фуражка, – одобрил он. – Ты откуда, из какого города?
Воробей обстоятельно рассказал, что сначала жил в Ефремовке, а потом приехал с батюшкой сюда, в город.
– Так ты здешний… А в Ефремовке у вас имение?
Минька смутился. Его домишко язык бы не повернулся назвать имением, а барская усадьба, каменная, с колоннами, принадлежала, конечно же, не Воробью.
Он перевёл разговор:
– А ты тоже здешний?
– Я из Ферганы, две тысячи вёрст отсюда. Отец сегодня уедет домой, я здесь один буду.
Минька сочувственно помолчал. Он очень хорошо понимал, что значит остаться совсем одному.
Шум и гам стихли: появился воспитатель и приказал стареньким кадетам отправляться на плац, а первому и приготовительному классам идти в цейхгауз, получать обмундирование. Среди новеньких поднялось волнение, наверняка все они, как и Минька, мечтали пощеголять в кадетской форме.