Чёртово племя. Часть вторая - стр. 14
Миньке в корпусе нравилось. Он и подумать не мог, сколько здесь классов: и рисовальный, и музыкальный с роялем, духовыми инструментами и нежно любимыми балалайками, класс космографии, физический, даже кабинет ручного труда. Хочешь рисовать красками – приходи и рисуй с учителем сколько душе угодно. Хочешь заниматься фотографией или играть на скрипке – пожалуйста!
Он записался в церковный хор и оркестр балалаечников. Учитель музыки послушал Минькину игру и похвалил:
– Замечательно. Уже учились у кого-то?
Воробей кивнул и вспомнил хромого плотника. Как он там поживает? В прошлом году, когда Минька с батюшкой ездил в Ефремовку, дядя Кузьма всё прихварывал, жаловался на сердце. Надо ему письмо написать.
Всё ему в корпусе нравилось, но без ложки дёгтя не обошлось. Лосев придумал Миньке обидно прозвище – Лапоть, а Севке – Поганка, намекая на его бледность. Воробей не обращал внимания, а Миловский сердился: «Сволочь ты, Лосев, я альбинос!»
Минька заметил: кадеты были не такими, как сельские ребята и школьные его товарищи, говорили по-книжному красиво, называли друг друга голубчиками и миленькими, как девчонки в приюте. Когда Воробей в классе перед уроком брякнул: «Не чутко, командир идёт?» – над ним беззлобно посмеялись.
– Я же вам сказал, что он неотёсанная деревенщина, – фыркнул Лосев, – а ещё в кадеты пролез! Иди навоз убирай, мужичьё!
Минька вскочил, сжал кулаки. Вокруг стало очень тихо.
– Лосев! Встать! – вдруг загремело на весь класс. У дверей застыл бледный полковник Франц, щёки его тряслись.
– Как вы смеете унижать своего товарища? Пункт двенадцатый заповедей: оскорбление своего товарища – оскорбление всего товарищества!
Кадеты испуганно сжались. Франц наказывал беспощадно за малейшую шалость, на его дежурствах в классах и столовой стояла образцовая тишина, и не меньше десяти провинившихся кадет торчали столбом у печки.
– Лосев, идёмте со мной.
Петька поплёлся за воспитателем, понурив голову. Не появлялся он весь день, и ребята предположили, что Лосева высекли розгами и выгнали из корпуса, хотя кадет уже давным-давно не пороли, обходясь другими наказаниями, не телесными.
Петька пришёл к ужину, молчаливый и мрачный. Разговаривать ни с кем не захотел, поел каши и лёг спать ещё до отбоя, отказавшись от вечернего молока с французской булкой.
Увольнение. Фокусы
Субботы Минька ждал как праздника: счастливчики, имевшие в городе родных, после занятий уходили в увольнение, прочие оставались в корпусе с дежурными воспитателями. Кадеты постарше пытались всеми правдами и неправдами вырваться на волю.