Черта - стр. 24
В тот день в парке ему случилось поступить хоть и спонтанно, но благородно. Раздумья никогда не мешали ему внимать Вселенной, и край его глаза запечатлел вот какую любопытную сценку из птичьей жизни. Некий желторотый птенец прятался в траве на неразумно близком от шаркающего любопытства расстоянии, вместо того чтобы встречать зарю своей жизни в гнезде. Его возбужденная мать часто и суетливо пикировала с неба и черной иглой клюва вводила в него детское питание, словно обилием пищи рассчитывая ускорить его взросление. Птенец тянул к ней из травы голову, принимал корм и снова исчезал. Происходило это, как им обоим казалось, скрытно и выглядело трогательно. По правде говоря, шансы птенца были невелики (странно, что его до сих пор еще не съели), но самоотверженность и вера мамаши в его будущий полет воодушевляли. Шмаков отвлекся, с умилением наблюдая за беззаветными усилиями птицы и надеясь, что ее дитя если и будет съедено, то не на его глазах.
Вдруг откуда ни возьмись рядом с птенцом объявился пес дурашливой породы и обнаружил его. Птенец, раскинув крылья и коротко подскакивая, ринулся по траве к пруду, на берегу которого все и происходило, скатился вниз на камни и через них оказался в воде, где его уже поджидала водяная крыса. С суши его настиг пес и, расставив лапы, навис над ним жутким косматым чудовищем. Драматизм сцены был поистине гамлетовский.
Со своих наблюдательных постов заголосили бабушки, заплакали дети (оказывается, птенцу только казалось, что он невидим), застонала, распарывая воздух, как застежка молнию, мать-скворчиха. Очнулся и Шмаков. Ругая на ходу туповатого хозяина пса, который, водрузив на жирные щеки толстые очки, зевал в стороне, он коршуном слетел вниз, отогнал пса и подхватил птенца в ладони. Трепет крошечного сердца лишний раз подтвердил, что страх не имеет размера, ни разума. Под возгласы ликующих бабушек и пронзительные вопли скворчихи Шмаков отнес птенца подальше от пруда и спрятал в густой траве. И хотя шансов у птенца от этого больше не стало – напротив, по детским понятиям Шмакова птенец, побывавший в руках человека, мамашей не признается – расчет тут был на эволюцию, которая, как известно, иногда не лишена сострадания. Совершив вмешательство в ее планы, Шмаков отступил и некоторое время приглядывался к месту происшествия. Бабушки с детьми разбрелись, пес увел хозяина, скворчиха исчезла, а в обозначенном пространстве вдруг пропали звуки, остановилось время, возникла и повисла некая укоризна. Инженер продолжил кружение по парку, смущенный тем, что его произвол нарушил нечто предопределенное. Нет ничего более чреватого и самонадеянного, чем расплетать и заплетать косы судьбы.