Черный меч царя Кощея - стр. 41
Мы облегчённо выдохнули. Через пять минут операция кормления повторилась. Орёл жрал в полёте так, словно его дома не кормили. Только и успевай швырять: курица – булка, курица – калач, курица – батон какой-нибудь. В общем, меньше чем за час-полтора вся провизия у нас кончилась.
А громадная птица, устало махая крыльями, с возмущённым клёкотом требовала ещё.
– И чё делать-то, Никита Иванович? Энтот гусь кривоклювый на ногу мою целится!
– Брось ему чего-нибудь.
– Короб пустой остался, бросать? – Митя, не дожидаясь моего ответа, запустил берестяной коробкой в голову орла.
Тот вовремя успел повернуть направо, увернувшись от удара. В другой раз ему уже не так повезло, потому что наш младший сотрудник, вырвав у меня второй короб, с размаху залепил орлу поперёк клюва!
– Ага, не нравится?! Не видать тебе, твари поднебесной, длиннокрылой, почём зря кусачей, тела моего белого, богатырского!
Орёл вновь издал требовательный клёкот, и меня осенило. Я протянул младшему сотруднику корзинку:
– Держи, кидай, пусть жрёт, зараза!
– Дык энто ж вроде как гостинец Бабуленьке-ягуленьке от дочки ейной старшенькой…
– Митя, не надо дебатов. Кидай, и всё!
– А ежели Яга осерчает, так на кого вы стрелки переведёте?
– На тебя, естественно, – начал было я, но тут орёл повернул голову и так клацнул клювом у самого Митиного лаптя, что тот больше не раздумывал.
– Подавись ты, ирод ненасытный! Чтоб тебе лопнуть в небесах, чтоб у тебя в полёте живот пучило, чтоб ты под ёлкой сел, а тебя ворона сверху по башке обгадила! Чтоб… чтоб… Ну, Никита Иванович, подскажите же и от себя какое ни есть подходящее проклятье, а?
– Митя, мы снижаемся.
– Чего? Куды?! Не сметь! Я те снизюсь, – рявкнул он и с великого перепугу дёрнул орла за перья, словно бы натягивая удила.
– Упс… – И в Митиных пальцах остались два здоровущих пера. – Сами выдернулись как-то… А я больше не буду-у!
Я бы на месте пилота, бесплатно доставляющего нас по указанному маршруту, не слабо обиделся и посадил самолёт. Орёл был благороднее, он поступил иначе – задрал нос и резко пошёл вверх. Мы с Митей, не успев сказать друг другу последнее «прости», скользнули по спине птицы вниз. Потом был короткий крик, падение на жёсткие перья хвоста, тяжёлый удар тем же хвостом, словно плёсом кита, и…
В себя мы пришли, сидя у бабкиного колодца, плечом к плечу, мокрые, как котята, но, кажется, живые и даже целые. Ну, почти целые. Митя продемонстрировал мне правую ногу без лаптя и портянки. Я быстро пересчитал – все пять пальцев на месте. Во дворе отделения была тишина, никого не видно, никто нас не встречает.