Черный Леопард, Рыжий Волк - стр. 56
– А ты – Леопард, что обращается в человека, или человек, что обращается в леопарда?
Он пошел дальше, ступая по грязи, перебираясь через валуны там, где когда-то была река. Ветки и листья скрывали звезды.
– Иногда я забываю вновь обратиться.
– В человека.
– В леопарда.
– И что случается, когда забываешь?
Он обернулся и посмотрел на меня:
– В таком обличье, как у тебя, нет никакого будущего. Меньше. Медлительней, слабее.
Я не знал, что сказать, а потому делал вид, будто я вопрос задал. Потом выговорил:
– По мне, ты выглядишь быстрее, сильнее и умнее.
– В сравнении с кем? Знаешь, что бы сделал настоящий леопард? Он бы тебя уже слопал.
Он меня не испугал, да и не хотел этого. Все, что у меня защемило, находилось ниже пояса.
– Ведьма рассказывает сказки получше, – сказал я.
– Она тебе сказала, что она ведьма?
– Нет.
– Ты знаешь повадки ведьм?
– Нет.
– Значит, ты либо говоришь через зад, либо бздишь через рот. Берегись, мальчик. Тебе уготовано жуткое кушанье. Мой отец раз обратился и забыл, как обратно обратиться. Остаток жизни провел в страданиях от этого тела.
– Где он теперь?
– Его упекли в камеру умалишенных: охотник подстерег его, когда он в образе человеческом имел гепарда. Он удрал, сел на корабль и уплыл на восток. Так я слышал, во всяком случае.
– Слышал?
– Леопарды слишком хитры, мальчик. Мы способны жить лишь в одиночку, предоставь нам таскать друг у друга добычу. Мать свою я не видел с тех пор, как сам сумел завалить антилопу.
– И ты не убиваешь детей. Это удивительно.
– Такое делает меня одним из вас. Я знаю, где находит пропитание моя мать. Видел братцев своих, только куда им бежать – это их дело, а куда я бегу – мое.
– У меня нет братьев. Потом, придя в селение, я услышал, что брат у меня был, но его убили гангатомы.
– И твой отец стал твоим дедом, Асани мне рассказывал. А твоя мать?
– Моя мать сорго варила да ноги не забывала разваливать.
– Ты мог бы жить в единой семье, а все равно разметать ее.
– К матери у меня ненависти не было. У меня к ней ничего не было. Когда она умерла, я ее не оплакивал, но и не смеялся.
– Моя мать давала мне сосать молоко три месяца, а потом кормила мясом. Этого хватило. Впрочем, я же зверь.
– Дед мой был трус.
– Если бы не твой дед, тебе бы не жить.
– Уж лучше б он дал, чем можно было б гордиться.
– Гордости-то в тебе и без того через край. Что боги-то скажут?
Он подошел ко мне так близко, что я у себя на лице его дыхание чувствовал.
– Рожа у тебя кислой стала, – сказал он.
Он впился взглядом в меня так, словно хотел добраться до пропавшего лица.
– Ты ушел, потому что твой дед трус.