Черные сны - стр. 10
Поднял веки. Сердце гулко бухало в груди. Мягкий желтый свет ночника больно кольнул глаза. Поморщившись с минуту, Егор встал тяжело, устало, словно полночи грузил вагоны, и побрел на кухню. Сонное оцепенение неохотно отпускало, словно сползающая старая линялая кожа. Он выпил стакан холодной воды из-под крана, отдышался и закурил. Сердце еще колотило по ребрам. В какой раз пообещал себе сходить к врачу. И сейчас, пока кошмар призрачным фантомом еще блуждал в его голове, он верил, что завтра обязательно это сделает. «Черт с этой работой. Найду что-нибудь другое. Пусть этот долбанный псишник меня бракует. Леха говорил, что у его отца в слесарке мастер запил. Научусь доски строгать. Что там такого?». Несмотря на браваду, прекрасно понимал, что ни черта он не смыслит в слесарном мастерстве, и Лехин отец его не возьмет. Егор знал, что работу в этом Богом забытом забайкальском городке, днем с огнем не найдешь. Судоремонтный завод, ради которого закладывалось этот поселение уже почти семь лет растаскивают местные барыги на металлолом.
Областной город манил, но Егор был неуверен и цеплялся за стабильную зарплату, непыльную работу, за привычную жизнь, за родные сердцу места, где у него были друзья, знакомые улицы, прожитые годы, где чувствовал себя в своей тарелке. Он понятия не имел, как начинать с нуля, где нет ни родственников, ни знакомых, без денег, без специальности.
Отвязавшись от жутких воспоминаний, он затушил сигарету, снова лег в постель, только на этот раз погасил ночник. Из опыта знал, что дважды за ночь кошмар не повторяется.
Наутро с распухшим языком и сухостью во рту Егор встал за несколько минут до звонка. Эту привычку выработал в детдоме. Он старался раньше остальных сходить в туалет и умыться. Особенно раньше Еси Лобана. Здоровый деревенщина ловил у входа младших и каждого с жестокостью щипал за сосок. Это издевательство он называл – «стовольтовка» или «зарядочная встряска». Оно и, правда, пробуждало. От боли слезы наворачивались. Один мальчишка на глазах у Егора от такой «стовольтовки» описался. Еся ржал не по-детски, как тягловый деревенский жеребец. Младшие, которые только что ненавидели бугая-переростка, растирали покрасневшие соски и смеялись вместе с ним над бедолагой, который от стыда покраснел, затравленно озирался на хохочущие физиономии и судорожно мял мокрые трусы.
Потом Егор присматривался: получившие «заряд» обиженные расходились по раковинам, умывались, чистили зубы и исподтишка поглядывали на дверь, где цербером стоял Еся и раздавал «зарядочные встряски». В их глазах читалась надежда, что вновьприбыший не выдержит и отчебучит что-нибудь эдакое, тогда можно будет снова погоготать.