Черное знамя - стр. 18
Вновь повышение голоса, легкое, едва заметное, но аудитория опять впадает в экстаз, уже все на ногах.
– Дорога, по которой народ должен идти, если хочет достичь величия, не легкая и не удобная, наоборот, это дорога непрекращающейся борьбы! Все на этой земле есть борьба! Поэтому буржуй, который правит нами сегодня, будет заменен воином, истинным борцом за свободу России-Евразии! Иного пути нет!
И магия этой речи была такова, что Олег почти видел развевающиеся над головой знамена, чувствовал тяжесть винтовки в руках и каски на голове… Да, он не воевал в германскую, повестка пришла слишком поздно, двадцать девятого мая, в тот день, когда было подписано соглашение о прекращении огня, но сейчас он готов!
Он отдаст все силы и даже жизнь этой борьбе, лишь бы оказаться причастным к исполнению великой задачи, к грандиозному обновлению, что охватит не только бывшую Российскую империю, но и весь мир!
Если надо, он оставит «Новое время», где неплохо платят…
Если надо, он бросит семью, несмотря на всю свою любовь к жене и сыну…
Если надо, он погибнет!
– И воистину уверовавшим, тем, кто не побоится отряхнуть с ног пепел прошлого, и пойти в будущее – слава! – Огневский вскинул руки над головой жестом триумфатора, только что получившего лавровый венок.
– Слава! – заревел зал в едином порыве так, что потолок затрясся, с него посыпалась побелка.
Олег сообразил, что обнимается с казачьим офицером, что от того зверски разит дешевым табаком, а усы скребут по щеке. Получил пару увесистых шлепков по спине, попытался отстраниться, и в этот момент наваждение закончилось.
Одинцова словно выдернули из радостного, парящего, полного сверкания мира в обыденный, он вернулся в зал с грязными стенами и заплеванным полом, и контраст ударил с такой силой, что он даже пошатнулся.
– Проклятье, – пробормотал Олег, пытаясь собраться с мыслями.
Произошло нечто удивительное.
Он слышал речи чуть ли не всех политиков Январской республики, прославленных ораторов любой ориентации и калибра, от Ульянова и Пуришкевича до Милюкова и Коковцова, но никогда не переживал ничего подобного… этот человек, сходящий сейчас с трибуны, говорил не по бумажке, скорее всего экспромтом, он не пользовался фактами, он изливал на слушателей содержимое собственного сердца, но при этом словно читал в их сердцах, и с легкостью фокусника, достающего из шляпы кролика, а из рукава – удава, извлекал оттуда страхи, тревоги и надежды, затаенные желания, а затем жонглировал ими, а заодно внушал собственные эмоции, куда более позитивные…
И что самое странное, они не рассеивались после того, как оратор замолкал.