Чёрное солнце - стр. 15
– Клод, – щурясь от солнца, держа старательно плетёную корзинку, подняла глаза я, – ты любишь вишню, а раньше не любил.
– Я собирать ее люблю, а на вкус она такая себе, – ответил он, срывая ловкими пальцами ягоды с верхних веток, лучи, так и пробивающиеся сквозь листья, играли, дразня, у него на лице. Он был старше меня на пять лет, а казался таким взрослым. Сейчас, наверное, такой же.
Я задумалась.
– А зачем люди учатся?
Ему эта тема была очень неприятна, но мне он ответить мог.
– Чтобы быть умными.
– Как мама с папой?
– Угу, – потом он будет считать иначе. Он нагнулся и высыпал горсть в корзину.
– Это приятно?
– Быть умным? Наверное. Смотря, чего ты хочешь.
– А ты знаешь, чего ты хочешь?
Он упер руки в колени, смотря позади меня.
– Кэс, ты знаешь, почему мы здесь? Почему здесь мама, папа, Скарлет, они же взрослые?
– Нет, не знаю.
Для меня тогда было большой загадкой его выражение лица – я думала слишком просто и узко, чтобы понять его нежелание оставаться в каменном поместье, быть к нему привязанным. Зачем чувствовать сладость, иллюзию сладости человеческой жизни, если все равно возвращаешься сюда, и все, что ты испытываешь – зависит от того, насколько жирной была добыча? Зачем дразнить себя впустую, думать, что ты свободен, если все до поры до времени. Ты исчезнешь, а все твои друзья, хорошие знакомые останутся, а тебя как небывало! Потом, когда ты вернёшься, их уже не будет.
– Потому что… они не знают, что такое свобода.
Про свободу мне читали в сказках. Про дальние берега, бушующие реки, несчастных людей, решающихся на риск, и всегда в итоге делающих хуже. Люди – это риск.
– А я знаю. Я хочу быть свободным. Я не хочу жить здесь, выполнять чьи-то приказы, делать все, как говорит отец, учить эти нудные уроки.
– А разве так не будет хуже?.. – я сама не верила в свои слова. Клод надел на меня свою шляпу и взял меня за плечи.
– Будет, конечно же, будет, – он не знал, что мне ответить, он был слишком мал, чтобы отвечать дельно, хотя был совсем неглупым ребёнком.
В будущем я провела с ним достаточно времени, чтобы понять все, о чем он говорил. В четырнадцать лет мы снова собирали вишню.
– Ну слушай, это совсем уже несерьезно, – в голос хохотала я, сидя на ветке старого дерева, пока он собирал и ел через одну, – ты же не маленький, чтобы вишню собирать!
– Да какая разница, – выплёвывая в сторону кость, буркнул он, – им бы только дураком меня выставить.
Понимать, что Клод невероятно красивый и крутой, я начала лет в десять. Он был одним из тех, с кем было не противно и даже интересно разговаривать, пусть даже и на ерундовые темы. Он читал много книг, много знал, знал потайные ходы в поместье, рассказывал о людях, давал мне всякие интересные книжки. Родителям не нравилось то, что я общалась в основном с ним, но тогда все их внимание было занято младшим, новоиспечённым братцем, и я плавно отодвинулась на дальний план к остальным.