Черное копье - стр. 111
К дороге, поглазеть на странных пришельцев, стремглав вылетело несколько ребятишек; и долгим взглядом узких глаз проводил хоббита один из немногочисленных взрослых, оказавшихся тогда в становище. Вообще селение казалось опустевшим; Фолко дорого дал бы за то, чтобы узнать, куда делась подавляющая часть его населения.
Было уже далеко за полдень, когда они, миновав длинный участок лесной дороги, вновь оказались на краю круга полей. Снова начинались посёлки – только здесь дома строились наполовину из камня, и хоббит подивился настойчивости обитателей – сколько нужно было трудиться, чтобы дотащить сюда такие груды плиточника. Селение окружал тын, и оно не тянулось ниткой вдоль дороги, как пограничные деревни, а сжималось в комок, точно ежесекундно ожидало коварного нападения. Полотнище широких ворот было всё ж таки отвалено, и в проёме дремал, опираясь на копьё, рослый бородатый часовой, смуглый и курчавоволосый; при виде конвоя он поспешно вытянулся, торопливо сдёргивая ношеный синий плащ. Начальник стражи, тот самый воин с серебряным знаком на плече, повстречавшийся друзьям на пограничной дороге, бросил на ротозея презрительный взгляд, но не сказал ни слова. Они въехали в ворота.
– Эй, старшой! – нарочито громко обратился Торин к начальнику. – Раз уж вы нас ведёте куда‑то, то кормить, надеюсь, тоже будете? У меня в животе гудит, как в плавильной печи при продувке!
Воин холодно посмотрел на гнома и ничего не ответил.
– Ладно, понимаю, у вас еды едва на своих хватает. Но, может, позволишь нам нашей собственной провизией подкрепиться?
– Хорошо, – не разжимая зубов, процедил начальник стражи. – Вы поедите здесь. Своего.
Трактир здесь оказался, однако, куда как похожим на арнорские, непривычны и неприятны были лишь не слишком любезные взгляды содержателя заведения, человека необыкновенно худого, словно высохшего.
– При таком‑то занятии – одни кости! – покачал головой, посмеиваясь, Малыш.
Фолко смог выдавить из себя лишь бледную тень улыбки, ему было не до смеха.
Подгоняемые холодными взглядами конвойных, они наскоро, всухомятку поели из остатков своих дорожных припасов, запивая сухари холодной водой. Малыш завёл было речь о пиве, достал даже золотую монету, но трактирщик, не поворачивая головы, лишь цедил в ответ какие‑то однообразные, тягучие слова и пожимал плечами, делая вид, что не понимает. Фолко, рассеянно обводя взглядом стены, вдруг заметил нарисованные голубые и красные фигуры – не то руны, не то магические знаки; не эльфийские, не руны Феанора, использовавшиеся в языке Квенея, Высших, Заморских эльфов, не руны Даерона, коими писали и люди и гномы по сей день; может, даже и не письмена; слишком уж часто останавливался на них взгляд трактирщика; воины же взирали на них равнодушно. Значит, подумал Фолко, это не знаки Олмера, а что‑то из глубин памяти этого народа, что невесть каким ветром занесло сюда, в Цитадель – как он стал прозывать про себя эту страну. Он вгляделся повнимательнее.