Черное колесо. Часть 1. История двух семеек - стр. 40
К моменту описываемых событий все дочери Вергуновых разлетелись из родительского дома, кто замуж в окрестные посёлки и деревни, а одна, младшенькая, так до самой Алма-Аты добралась, медицинское училище окончила, там же и работала. Лишь одна дома засиделась – Мария, Машенька, как будто ждала чего-то или кого-то. Не зря ждала – дождалась.
Гарри всё так же вразвалочку подошел к дому, сверился ещё раз с номером дома, мимоходом отметил: крепкий дом, но не «немецкий», вот она Расея – всё сделают, а наличники приличные на окна не прибьют, и так сойдет! (Надо заметить, что Гарри никогда не считал себя немцем, даже отчасти. Совместное влияние школы, училища и улицы полностью вытравило домашнее воспитание и влияние порядком подзабытого отца и породило тот прекрасный наднациональный характер Гарри, который руководствовался в отношениях со всеми людьми простым правилом: «Главное – чтобы человек был хороший!» И если Гарри и позволял себе сравнения типа приведённого выше, так проистекало это из обиды за своих, русских.)
В доме царила тишина, а разглядеть, есть ли кто-нибудь во дворе, было никак не возможно – взгляд упирался в сплошной двухметровый забор да в ворота, испокон веков называвшихся в России шведскими, укрытых сверху во всю длину широкой двускатной крышей. Гарри еще раз прислушался – нет ли собаки? – и толкнул калитку в воротах, а когда та не подалась, крутанул массивную отполированную ручку из корневища молодого дуба, калитка без скрипа легко распахнулась и Гарри вступил во двор.
И сделал-то всего несколько шагов, а уже вся жизнь прояснилась для него – и на годы вперёд, и на ближайшие часы. Так бывает: оставив позади смешные детские и юношеские влюблённости, начинает мужчина идти по жизни, занимаясь своими мужскими делами, а для заслуженного отдыха, удовольствия и расслабления залезает во все доступные кровати, даже иногда женится походя, потому что так положено и во многих отношениях удобнее, а в привычной мужской компании если и говорит о женщинах, то либо уничижительное, либо скабрезное, а любовь – какая любовь? меньше фильмов смотреть надо, парень! А потом вот так распахнёт калитку в незнакомый двор, зайдя по мелкому делу, а то и просто без дела, и увидит женщину – сколько он таких видел! и не таких! и не только видел! – и вдруг пронзит его мысль, что нет, таких он не видел, такая только одна, и ничего больше не надо, только бы смотреть на неё, хоть всю оставшуюся жизнь. И деревенеют ноги, прирастая к земле, и глупеет лицо, застывая маской с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, и забываются простейшие слова, какое уж там «привет, красотка», простое «здравствуйте» не выговаривается. Всё – нашёл!