Черно-белое мышление. Почему мы стремимся к категоризации и как избежать ловушек бинарной логики - стр. 14

– Когда мы маленькие, мы воспринимаем мир в широких, общих категориях: понимаем, к примеру, что растения отличаются от животных. Затем постепенно, по мере того как оттачиваем навыки, мы учимся замечать и подкатегории. Мы видим цветы и деревья, собак и кошкек, птиц и рыб. Больших и маленьких существ, приятных и не очень. А потом мы учимся замечать более мелкие различия. Мы способны отличать чихуахуа от лабрадора, персидских кошек от сиамских, лиственные деревья от хвойных и так далее.

Как утверждает Оукс, со временем люди становятся все более разборчивыми. И если сосредоточить все внимание, к примеру, на насекомых, можно превратиться в Линн Кимси, которая вынуждена перейти на латынь, когда на пороге ее дома появляется полиция.

Человеческий мозг стремится разделять предметы и явления на категории, чтобы избавиться от неопределенности и ориентироваться в реальности. Но какой уровень категоризации можно считать оптимальным для максимальной эффективности в повседневной жизни? Если люди развили инстинкт делить все на категории, чтобы упростить себе жизнь, то разве сортировка информации со страстью судебного энтомолога не может навредить?

Этот вопрос я поднял уже на другом континенте, беседуя с профессором Майком Андерсоном, деканом факультета психологии и физических упражнений в Университете Мердока в Перте, на западе Австралии[11]. Андерсон является одним из ведущих мировых экспертов по категориальному восприятию, в частности у детей.

Он объяснил мне, что мы разделяем мир на три разных уровня: верхний, базовый и нижний. И это позволяет нам подходить к вопросам присвоения категорий настолько тщательно, насколько мы сами этого хотим.

– Можно представить эту систему в виде генеалогического древа: более общие категории будут располагаться в нем наверху, а более конкретные – внизу, – предложил Андерсон. – Представьте, что я указываю вам направление и говорю повернуть направо в конце дороги у квадратной бетонной конструкции с дверью, четырьмя окнами и подъездной дорожкой, рядом с которой в саду находится лающее млекопитающее с четырьмя лапами, мехом и хвостом. Вы бы подумали, что я немного странный. Ведь проще сказать, чтобы я повернул направо у дома с собакой. Когда я говорю слова «дом» или «собака», ваш мозг автоматически может дорисовать картину. Ему не нужны прочие детали.

С другой стороны, я мог бы сказать: «Поверните направо у жилища ремесленника с мансардой и узорчатой плиткой, рядом с которым бегает бергамская овчарка». Вы бы снова подумали, что я сумасшедший. В этом случае я дал слишком конкретное описание. Меня бы смог понять только архитектор, который разбирается в редких породах собак, да и тот бы подумал, что я веду себя странно.