Чёрная стезя. Часть 3 - стр. 45
– Ты чего замолчал? – спросил Ольшанский, выпрямившись на стуле и вновь заслонив спиной сверкавшие полоски галуна.
– Вы ведь, товарищ главстаршина, не для того вызвали меня к себе после отбоя, чтобы послушать байки о сплавщиках, – Мишка снова потупил свой взор.
– Верно, не для того. Но будет совсем не лишним узнать в какой семье ты воспитывался, и что от тебя можно ожидать в будущем.
Мишка насупился и молчал, словно воды в рот набрал.
– Ты не задумывался, почему я заступился за тебя перед командиром роты? Почему не наложил взыскание сразу?
Мишка пожал плечами.
– А я тебе скажу по секрету, – старшина придвинулся ближе, его большая голова с чёрными, слегка вьющимися волосами оказалась совсем рядом с Мишкиным лицом. В карих глазах старшины, как показалось Мишке, зажегся загадочный свет.
– Хочу разобраться, что к чему. Перерубить канат можно одним взмахом топора, а вот срастить концы после этого уже не получится, – с насмешливостью сказал он. – Когда я начинал службу, со мной тоже произошёл подобный казус. И тоже с ботинками. Только не с рабочими, а с парадными. Они у меня бесследно исчезли по дороге с материального склада. И что любопытно, ровно столько же пар, сколько в твоём случае. Любопытное совпадение, не правда ли? – на лице Ольшанского появилась добродушная улыбка.
– И чем всё закончилось?
– Поклялся я тогда мичману, что не виновен. Он поверил мне, не стал выносить сор из избы, хотя мог проявить принципиальность, имел на это право. Ещё бы! По накладной было одно количество, мичман сам пересчитывал при погрузке, поставил свою подпись в накладной. При выгрузке выявилась недостача. В кузове грузовика по пути в часть кроме меня никого не было. Сам мичман ехал в кабине. Водитель в погрузке не участвовал, возился с карбюратором. Мотор у него в дороге зачихал. А хищение, как говорится, на лицо. На кого ещё можно подумать? Только на меня. Но если я не крал, то куда, спрашивается, на самом деле могли подеваться полтора десятка пар ботинок? Не выбросил же я их по дороге? Но факт оставался фактом. Недостачу нужно было как-то покрывать.
Ольшанский на некоторое время умолк, достал из пачки папиросу «Беломора», чиркнул спичкой, прикурил. Выпустив дым через ноздри, продолжил:
– Попросил я денег у мичмана, докупил в магазине военторга недостающее количество. Конечно, можно было связаться с отцом и в два счёта решить проблему. Но тогда я вдруг понял, что воспользоваться покровительством отца будет отвратительным поступком с моей стороны. Каждый человек должен сам отвечать за свои необдуманные действия и сполна расплачиваться за все содеянные грехи. Отдать позору фамилию героев-моряков Ольшанских было бы равносильно предательству.