Черная рукопись - стр. 2

Вытянувшись в струнку и, в знак воинского приветствия, прислонив правую ладонь к головному убору, Солдат улыбался во всю ширину своего огромного беззубого рта и спрашивал, вглядываясь в мои глаза своими – темными и насквозь прожигающими:

– Ты помнишь, командир? Помнишь?

Я помню. Вроде бы помню всё.

Высасывающий надежду холод. Белоснежную чистоту накрытых зимой и войной северных просторов. Сцену, на которую намекал Солдат, и ужасающую меня тем сильнее, чем отчетливей я осознаю идеальную однородность белизны, на фоне которой она происходила, пачкая густым и красным. Я вроде бы помню, как в последний раз видел Солдата… или кого-то другого… другим.

Я ушел, не проронив более ни слова и решив не засыпать.

Не получилось. Поэтому ночью мне опять снились кошмары…

…Наутро я чувствовал себя разбитым и подавленным. Мигрень настолько беспощадно пульсировала в висках, что мысли о чем-то, кроме срочного обезболивания, не имели никаких шансов задержаться в моей измученной голове. Поэтому, едва поднявшись с кровати, я с нетерпением подошел к своему столу и выдвинул нижний его ящик (там хранились лекарства). В нем я небезосновательно рассчитывал обнаружить настойку опиума, прописанную мне Доктором от невроза, ведь в прошлом месяце целебное зелье мной было закуплено с огромным запасом.

Получается, я уже все выпил, и по пути на работу придется заглянуть в аптечную лавку.

Попрощавшись с возлюбленной моей Верой и Солдатом, я вышел на черно-серые улицы вечно черного и серого Города.

Мы живем в районе Речного проспекта – главной и самой красивой улицы Города. В аптечную лавку я шел именно по ней. И, идя, ловил на себе осуждающие взгляды прохожих. Не знаю почему, но когда меня одолевает мигрень, и я спешу за лекарством, зеваки останавливают на мне укоризненные взоры и сопровождают ими. Причем совершенно не важно, какого рода эти зеваки – дворяне ли, бедняки ли, клерки ли, уличные музыканты ли, явные жулики ли, – все они смотрят обвинительно. Это неприятно, но я утешаюсь мыслью, что мои наблюдения, вероятно, ложны, поскольку невроз может искажать восприятие действительности.

Каменные горгульи тоже провожают меня своими темными глазами, хищно смотря с высоты зданий, мрачной эстетикой архитектуры столь притягательных для приезжих.

Кстати, я точно знаю: каменные горгульи вовсе не каменные, а лишь прикидываются таковыми. Они ждут, когда я окончательно ослабну, чтобы сорваться со своих стен, без сопротивления добить меня и насытиться умерщвленной плотью.

Они ждут. Но они не дождутся…

…Новый аптекарь оказался тем еще бюрократишкой. Он внимательно прочитал рецепт и спросил, зачем мне так много бутылок настойки. В рецепте, мол, сказано принимать пять-шесть капель в день, а значит, одной бутылки должно хватить надолго.